– Курю? Нет, нет. – Он рассмеялся, сменил позу, поднес руки ко рту и пошевелил пальцами. – Играю. На волынке. Иногда.

– А… – У него золотистые глаза, цвета густого меда. Наверное, у Ларкина будет шикарный вид в очках «Окли», хотя жалко скрывать за стеклами такие глаза. – Понятно.

– А ты на чем-нибудь играешь? В смысле музыки.

– Я? Нет. Никогда не было на это времени. Если не считать барабанного ритма на шкурах вампиров. – Блэр снова прибегла к жестикуляции – похоже, они привыкли говорить друг с другом загадками – и несколько раз рубанула рукой воздух.

– А теперь твой меч просто поет – я сам слышал. – Ларкин дружески хлопнул ее по плечу. – Кстати, мне кажется, тут превосходное место для битвы. – Он принялся пальцами отбивать ритм на рукояти меча. – Море, скалы, яркое солнце. Да, отличное место.

– В самый раз, если тебе, конечно, нравится не иметь возможности для отступления и прыгать по скользким скалам. С риском оступиться и утонуть.

Ларкин с жалостью посмотрел на нее и вздохнул.

– Ты не учитываешь атмосферу, драматизм обстановки. А вампира можно утопить? – вдруг спросил он.

– Нет. Они… Чувствуешь? – Земля под ногами задрожала, и Блэр выпрямилась, отодвинувшись от скалы.

– Чувствую. Может, чары подействовали. – Ларкин вытащил меч и окинул взглядом склон. – Может, теперь появятся пещеры.

– Даже если появятся, мы туда не пойдем. Ты обещал.

– Я держу слово. – На его лице промелькнуло раздражение. Теперь это солдат, отметила Блэр, а не играющий на волынке землепашец. – Но если один из них попробует высунуть голову хоть на дюйм… ты что-нибудь видишь? По-моему, ничего не изменилось.

– Нет, ничего. Может, это наша троица магов на утесе проделала очередной трюк. У них было достаточно времени, чтобы что-то предпринять. – Не снимая руку с дротика на поясе, она подошла к обрушивающемуся на скалы прибою. – Отсюда ничего не видно. Послушай, а ты можешь превратиться в птицу? Например, в сокола или ястреба? И посмотреть, что там происходит?

– Конечно, могу. Только я тут тебя одну не оставлю.

Блэр сердито передернула плечами. Снова придется объяснять.

– Я стою на солнце, а вампиры не могут выйти. Кроме того, я давно работаю одна. Давай посмотрим, как там маги. Не люблю находиться в неведении.

Ларкин подумал, что это не займет много времени. За несколько минут можно подняться в небо и вернуться назад. Сверху он будет видеть Блэр и тех, кто посмеет напасть на нее, а также троих чародеев на вершине утеса.

Поэтому он отдал Блэр меч и представил себе сокола: его сильное тело, его острое зрение, его сердце. Мерцающее сияние окружило Ларкина, проникло внутрь. Руки превратились в крылья, губы вытянулись в клюв, ногти заострились и стали костями; от боли перехватило дыхание.

А потом он стал птицей.

Золотистый сокол взмыл в небо и с победным криком сделал круг над Блэр.

– Ух ты! – Она подняла голову, наблюдая за полетом птицы, стремительным и гордым. Блэр уже наблюдала за превращениями Ларкина, скакала на нем, когда он обращался в боевого коня. И все равно онемела от изумления.

– Как это сексуально!

А земля продолжала дрожать. Не выпуская меча Ларкина, Блэр извлекла из ножен свой клинок и повернулась к отвесной стене утеса; за спиной у нее ревело море.

Высоко в небе над скалами парил сокол. Острое зрение позволяло ему различать отдельные травинки и лепестки редких цветов, которые с трудом пробивались к солнцу сквозь трещины в скалах. Он видел длинную ленту дороги, уходящее к горизонту море и береговую линию, где вода встречалась с землей. Сокол жаждал полета, жаждал охоты. Но человек внутри его подавил это желание.