Полтора часа наедине с Данилом. В одном кабинете… Нет. Такое Агата допустить не могла, а потому резко окликнула мать.

– Давай потом. Говорю же: мне некогда.

– Сейчас. Иначе, я не буду танцевать на завтрашнем концерте.

Анна Георгиевна сверкнула глазами и со словами: «Как же ты меня достала» вышла с дочерью в коридор. Почему-то упоминание о танцах всегда действовал на неё безоговорочно.

– Ну, что на этот раз?

– Не ставь Данила вместе с Жасмин.

– Это ещё почему?

Агата покраснела и чуть качнулась на носочках.

– Ты знаешь. Она такая красивая, что я боюсь.

Анна Георгиевна застонала.

– Ты меня скоро со своим Данилом в гроб загонишь.

Дочь уткнулась ей в плечо.

– Пожалуйста…

– Ты понимаешь, что у него тогда окно будет в полтора часа? А так хоть делом займётся.

– Он может и один делом заняться. Пусть переписывает проверочную по тригонометрическим уравнениям. Посади его к Зое Альбертовне, а я у Андрея Максимовича новую карточку попрошу.

– И?

– И тогда я выступлю завтра перед ветеранами.

Анна Георгиевна громко цокнула и закатила глаза. Управляться с дочерью ей становилось всё тяжелее.

– Ладно.

– Спасибо. – Счастливая Агата клюнула мать в нос и побежала в учебную аудиторию.

Данил к этому времени уже вернулся и вовсю болтал с Еленой Павловной. Та принесла на урок истории игру по двадцатому веку. Игра представляла собой путешествие по типу «Незнайки на Луне» или «Волшебника Изумрудного города». Нужно было бросать кубик и двигаться по специальным кружочкам с помощью цветных фишек. Каждый кружочек содержал в себе какое-то число, а число характеризовалось вопросом. Данилу везло. Он обладал хорошей интуицией, и в вопросах с выбором ответа угадывал в четырёх случаях из пяти. У Агаты интуиция отсутствовала напрочь. Если она не знала правильного ответа, то не угадывала даже со второй попытки. В семи шагах до финала они оказались на одной клетке в третий раз за игру, и Агата, засмеявшись, брякнула первое, что пришло в голову:

– Ты меня преследуешь?

– Да нужна ты мне!

Данил по обыкновению ответил шуткой. Но сегодняшнюю шутку Агата не оценила. Улыбка медленно сползла с её губ, а пол под ногами закачался. За игрой она больше не следила и за весь оставшийся день не издала ни звука. Данил пытался разговорить её всеми мыслимыми и немыслимыми способами: ходил на руках, изображал Ельцина, откопал в каком-то шкафу старый кассовый аппарат и принялся тыкать по кнопкам с самым серьёзным видом. Агата молчала и угрюмо царапала взглядом обои. Данил так и не понял, что случилось. И не придал случайно брошенной фразе большого значения. А вот Агата придала. И смиряться с его словами не собиралась.

«Не нужна…» – как мантру, произносила она, изо всех сил стараясь не плакать. За окнами, как назло, было тепло и солнечно. По небу разлилась густая плотная синева, а около клумб распустились первые цветы мать-и-мачехи. Обычно Агата любила весну. Весна означала скорый отдых. Чаще всего, но не в этот раз. В этот раз весна отобрала у Агаты надежду. Слова, сказанные матерью после дня святого Валентина, внезапно всплыли в её памяти и отдались тупой болью: «Данил может трижды расстаться со своей девушкой, но это не значит, что он полюбит тебя». Действительно, мать была права: в их отношениях ничего не менялось. То самое «чуть-чуть», на которое Агата так рассчитывало, наступать не собиралось. Данил по-прежнему ни с кем встречался, но Данил был в активном поиске. Агата не знала этого наверняка, но чувствовала каким-то особым шестым чувством. Тем самым чувством, которое просыпается только у влюблённой женщины. Иногда Данил сам рассказывал, как ходил в какой-нибудь бар или клуб. Порой об этом говорила Зоя Альбертовна, только не ей, а Анне Георгиевне, когда в субботу на дополнительные занятия, которые младшая Наумова из-за тренировок не посещала, он приходил слегка подшофе.