– С Вероникой у них общих интересов нет. Та уж давно с мальчиками гуляет. Зачем ей Агата? Женя вечно занята. Она с сыном тренера танцует – на неё Ольга Викторовна давит ещё больше, чем на нашу Агату, а с Соней ей о чём разговаривать? Соне одиннадцать лет.

– Ну я тогда не знаю, – вздохнув, Анна Георгиевна развела руками.

– Вот поэтому я и против семейного обучения. Классно-урочную систему не ради забавы придумали. В школе дети общаются. А на «семейке» какое общение?

– У Агаты есть клуб.

На этот раз вздохнула Алевтина Михайловна.

– Много им в клубе общаться-то дают? Особенно во время прогона.

Анна Георгиевна с силой пододвинула к себе сахарницу.

– Агата с детства была такой. Замкнутой. Закрытой. Вы не помните, как она часами могла сидеть одна в песочнице, но, как только приходил кто-нибудь из детей, собирала все свои формочки, ведёрки с совочками и бежала домой? Она никогда к сверстникам не тянулась.

– Ну, это когда было? А сейчас у неё подростковый возраст. И она смотрит на других и видит, что её жизнь резко отличается.

Анна Георгиевна фыркнула и отвернулась. Алевтина Михайловна встала и, подойдя к кастрюле на плите, разбила туда два яйца и высыпала стакан сахара со щепоткой соли.

– Данил расстался с девушкой, – через некоторое время опять проговорила Анна Георгиевна, – но с чего Агата решила, что он сразу в неё влюбится?

– Они проводят вместе по пять-шесть часов в день. Один на один.

– Ему семнадцать, а ей даже пятнадцати нет. Вы не боитесь, что, если что-то у них выйдет, он её совратит?

– Не боюсь.

– А в сентябре, когда они стали заниматься у нас в квартире, Вы были другого мнения.

– В сентябре я его не знала.

– А сейчас узнали?

– Сейчас, да. И думаю, что, если он её полюбит, то подождёт.

Алевтина Михайловна влила в смесь молоко и, добавив муки и соды, достала блендер. Следующие две минуты кухню наполняло равномерное жужжание работающего прибора.

– Три года подождёт? – Анна Георгиевна издала смешок.

– Столько, сколько понадобится ей.

– Слишком уж Вы хорошего мнения о Даниле. Не надо его идеализировать. Он обычный представитель мужского пола, и однажды ему просто надоест ходить за ручку с малявкой, и он найдёт более податливую сверстницу.

Фраза про малявку стала последней каплей, и Агата, с шумом открыв дверь, вошла на кухню. На мать она нарочито не смотрела и, взяв с блюдца кусок ветчины, засунула целиком в рот.

– Шумелка, какао будешь? – спросила Аля, и Агата сухо кивнула.

Потерев переносицу, Анна Георгиевна постучала ногтями по столешнице. Она понимала, что в ссоре больше виноват тот, кто умнее. Быть виноватой Анне Георгиевне хотелось меньше всего.

– Агата, – начала она как можно мягче, – если Данил захочет проводить с тобой время, я не буду вставлять палки в колёса. Обещаю.

Вскочив со стула, Агата едва не опрокинула стол. Тот задрожал под её массой, и, если бы не Аля, ветчину, сыр и хлеб пришлось бы собирать по полу.

– Спасибо, мамочка! Спасибо. – Агата прижалась к материнской щеке и крепко обняла за шею. – Ты даже не представляешь, как я его люблю.

Чтобы не закатить глаза, Анна Георгиевна ущипнула себя за колено.

– Только не торопись, пожалуйста, ладно. Разрыв отношений – это очень непросто и очень болезненно. Данилу понадобится время. Не трогай его пока. Дай остыть и прийти в себя.

Агата энергично закивала и ещё крепче прижалась к матери. В тот момент она казалась ей самым добрым и понимающим в мире человеком.

– Вадим давно ушёл? – через некоторое время спросила Анна Георгиевна. Вчера вечером они мало разговаривали. Агата, встретившись глазами с отчимом, тут же убежала к себе, а он решил придерживаться позиции нейтралитета и в отношения матери и дочери не лез. Правда, встал сегодня с петухами и сбежал на работу, когда обе хозяйки дома ещё спали.