Из ванной комнаты она вышла только часа через два. Посвежевшая, отдохнувшая и закутавшаяся в длинный махровый белый халат, подаренный на прошлый Новый год матерью.

На столе возле зеркала остывали пирожки с брусникой. Аля разобрала вещи ещё час назад, а сейчас вовсю стелила постель для воспитанницы.

– Знаешь, – проговорила Агата, взяв с тумбочки щётку для волос, – мне кажется, на нашу семью навели порчу.

– Это что ещё за глупости? – округлила глаза Алевтина Михайловна. – И как ты вообще до такого додумалась?

– Папа ушёл, у меня нет друзей, и Данил…

– Слепой как крот? – закончила за неё Аля.

– И это тоже, – кивнула девочка и ещё больше загрустила, снова вспомнив о Вадиме. Она не знала, вернулась ли домой мать, но спрашивать не захотела из вредности.

– Зато ты победила на соревнованиях по бальным танцам.

– Всё сделал Никита. Он умело маскировал мои ошибки. Я не могу собраться, когда волнуюсь, а он может.

– Так будет не всегда. – Аля села рядом и, отобрав щётку, начала сама расчёсывать по-прежнему спутанные волосы девочки. – Просто у тебя сейчас такой возраст, и многое видится только в чёрном цвете. А когда ты поступишь в университет, то…

Но Агата не хотела ждать светлых тонов ещё два года. Она хотела видеть и чувствовать их сегодня. Или, на худой конец, завтра. Количество «лайков» на выложенных фотографиях росло как на дрожжах. Их, не жалея, ставили работники и ученики центра, воспитанники клуба по танцам и друзья Никиты. Оценка от Данила Агате так и не пришла…

5. Глава 5

– Я больше не хочу с ним учиться! Не хочу! Не хочу! И не буду! – причитала Агата в кабинете у матери. Та с трудом оторвала взгляд от монитора и раздражённо посмотрела на девочку. Краем глаза Агата успела заметить открытый текстовый документ, заголовком к которому служило слово «ходатайство».

– Мы вроде в августе всё обсудили.

– С августа много чего изменилось. – Агата вздохнула и подняла глаза к потолку. – Давай я буду ходить на занятия вместе с теми, кто готовится к ЕГЭ.

– Этого ещё не хватало! Они закрепляют программу, а ты учишь её с нуля.

– Данил вообще ничего не делает! Ни-че-го-ше-нь-ки! Не учит, не записывает. Только дурака валяет целыми днями. Видеть его не могу!

– Он же тебе нравился.

– А теперь нет. Не выношу лентяев.

Анна Георгиевна усмехнулась и прикрыла глаза. Слова Агаты её успокоили. «Значит, первая симпатия прошла, а розовая пелена с глаз спала. Это хорошо, – подумала она, – очень хорошо», – и снова вернулась к документу под названием «ходатайство».

Анна Георгиевна и подумать не могла, что Агата лукавит. Или, проще говоря, бессовестно врёт. Её симпатия к Данилу и не думала уменьшаться. Напротив, с каждым днём она становилась всё больше и осознаннее. Розовая пелена действительно спала. Агата начала видеть недостатки Данила. Но они не раздражали её. Раздражало другое. Точнее, другая. Лера. Лера вносила в её сердце такую сумятицу, что, слушая разговоры Данила с ней, Агата с трудом сдерживала слёзы. Но вечером, как заведённая, снова и снова заходила на его профиль. Она сама не знала, что хочет там увидеть. Это было сродни какому-то наваждению, идее фикс, с которой самостоятельно справиться она уже не могла, а потому посчитала свой уход в другой коллектив единственно верным решением. «С глаз долой – из сердца вон», – рассудила она, но мать снова заставила её остаться. Учёбу с Данилом так же, как и танцы, Анна Георгиевна обсуждать не собиралась.

Ещё больше разозлившись, Агата вернулась в класс. Данил уже сидел на своём месте и, воткнув в уши наушники, слушал музыку. Не желая на него смотреть, она отсела за другую парту и уставилась в окно. Ноябрь в этом году выдался унылым, сырым и серым. Бесконечные дожди размыли дорогу, но столбик термометра не опускался ниже нуля даже ночью. Агата ждала снега, ждала как манны небесной и мечтала, что тот плотным покрывалом укроет эту бесконечную жидкую грязь. Но снег всё не падал и не падал. В последнее время по части исполнения желаний младшей Наумовой везло всё меньше и меньше.