Холодный сентябрьский воздух ударил по одурманенному сознанию, помогая временно прийти в себя. Я полезла за своими вейпом, спустя минуту уже с наслаждением втянула в себя холод с терпким ароматом травки и, запрокинув голову, расхохоталась. Это ж надо так обдолбаться – повестись на первого попавшегося, хотя и бесспорно красивого мужика. Да как повестись! Я всё ещё ощущала пульсацию между ног. И всё это в то время, как дома ждёт не дождётся Никитос.

Я не спешила возвращаться в мир реальный, стоя с запрокинутой головой и прислушиваясь к внутренним ощущениям, несущим меня сквозь пространство и время. Совсем некстати музыка и голоса, доносящиеся из ресторана на первом этаже на мгновение стали громче, совсем рядом раздались шаги… Я открыла глаза и, должно быть, слишком резко придала голове наиболее физиологичное положение: в глазах потемнело, а ноги подогнулись. Так и не успев узнать, кому же посчастливилось выйти на крыльцо, я полетела прямо на невольного свидетеля моего падения. Чьи-то сильные руки подхватили меня в этом свободном полёте и достаточно резко поставили на ноги.

Я открыла глаза и охренела. Прямо передо мной стоял Шмелёв – да-да, тот самый Шмелёв, от которого мои ноги собирались непроизвольно разойтись в поперечный шпагат. Наверное, я была бы меньше удивлена даже если бы прямо передо мной нарисовался мой папочка в балетной пачке, исполняющий танец маленьких лебедей. Представляю, как я на него смотрела.

Зато у него выражение лица было такое, будто перед ним лежала препарированная царевна-лягушка в человеческий рост третьей степени разложения.

Он ни  слова не сказал, только отвернулся, закрывая ладонью язычок пламени зажигалки от ветра, а я вспыхнула: даже сквозь первые осенние заморозки ощутила, как мгновенно запылали мои щёки.

Блядь! У некоторых слово «шлюха» звучит как комплимент, а этот умудрился меня в два счёта опустить молча – так, что я мигом ощутила себя чем-то средним между бомжихой на помойке и хронической алкоголичкой в обоссаных трико и драной майке.

Ладно, сейчас мы с тобой разберёмся, Андрей Николаевич.

Я усмехнулась и протянула ему руку.

– Диана Дмитриевна. Астахова.

Если он и был удивлён тем фактом, что я – дочь знаменитого Астахова Дмитрия Семёновича, то виду не показал. Пожал мне руку и со снисходительной улыбкой отозвался:

– Андрей.

Он затянулся и снова отвернулся, мгновенно утратив ко мне всякий интерес, и я почувствовала, что закипаю. Зашквар полный. Никто. Никогда. Не смотрел на меня так, как это сделал он. Поэтому стереть выражение невыразительного безразличия с этой голливудской физиономии стало делом чести.

Шмелёв не смотрел в мою сторону, не обращал ни малейшего внимания, своими руками вручая мне преимущество неожиданности. Судя по всему, он был целиком и полностью погружен в свои мысли, а мне вдруг в голову пришла одна не совсем адекватная – по ходу, спиртное на пару с травкой здорово ударило по мозгам. Эта мысль мелькнула на самом краю сознания в тот момент, когда я шагнула вперёд, оказавшись прямо перед ним, а в следующую секунду уже целовала его в губы – сильные, тёплые, хранящие привкус сигаретного дыма. Годнота, я точно знаю о чем говорю, такие сигареты недешевые и послевкусие от них с легкой ореховой горчинкой. Никогда в жизни я ещё так не заводилась от поцелуя, и на какой-то краткий миг показалось, что мне отвечают, а, что самое паршивое – я даже не успела насладиться мгновениями его офигения, потому что сама закрыла глаза.

Правда, уже в следующий миг пришёл Большой Облом – его руки легли на мои плечи и, отстраняя, сжали так, что мне стало некомфортно.