Точнее, только сейчас понял, что мы стоим, полукольцом окружив взрослых, а мелкие все еще трясутся, тоже мелко, и Петюничка жмется к моей ноге, как щенок к хозяйскому тапку.

- Мы не станем ждать милости от безответственной милиции, подкладывающей штыри детям под шины! – объявила Душка с такой уверенностью, что я даже глянула на мелких – вдруг у кого-то и правда есть шины?

- Я звоню нашему спонсору! – теперь голос Душки звучал, как если бы она собиралась брякнуть на трубу лично Господу Богу. – Он сейчас все уладит! Константин Дмитриевич? У нас тут знаете, что произошло? У нас тут такое произошло! – затарахтела Душка.

Я стряхнула с себя мелких и придвинулась поближе, надеясь уловить голос спонсора в трубке. С другой стороны у самого плеча Душки-Черепа топталась Витка.

- И вы напоролись на этот самый штырь? – удалось мне уловить тихий, как комариный писк, голос спонсора в мобилке Душки. Интересно, мне кажется или и впрямь его голос звучит сдавленно, будто «этот самый штырь» ему в глотку загнали?

- Да, Константин Дмитриевич! Вот так всем автобусом взяли… и напоролись! – в голосе Душки слышалось даже какое-то садистское удовлетворение. Будто мы в очередь построились и один за другим на штырь насаживались. А она нас в спины толкала.

- Что нам делать, Константин Дмитриевич? Вы должны как-то нас вытащить… - Душка вдруг заметила мои и Виткины шевелящиеся уши, метнула на нас строгий взгляд и отвернулась, ревниво прикрывая трубку ладонью. Дальше до нас доносилось лишь слабое шуршание в мембране, да Душкино:

- Угу… Да… Конечно… Ну а что нам остается… - последнее звучало вовсе разочарованно.

Она отняла трубку от уха и медленно повернулась к нам – лицо как у королевы из «Ричарда III», когда той сообщают о смерти сыновей.

- Он сказал… Он сказал… Что они попали под выборочную проверку и сейчас милиция сверяет их документы на машину с чем-то там в компьютере! Что они неизвестно, когда освободятся и тогда будут думать, как нас выручить! Тоже – неизвестно, когда! Он сказал – ждать! – закончила она с таким ужасом в голосе, словно спонсор велел ей самоубиться, обрушив себе на голову декорации за все десять лет существования нашего театра.

- А когда менты приедут – сказал? – вытягивая шею, нетерпеливо поинтересовался водитель «жигуленка».

- Ах, он велел ни с кем не связываться! – с царственной небрежностью отмахнулась Душка.

- Как это? Без ментов, что ли? – опешил водитель «жигуленка».

- Ни с кем! – безапелляционно, как верующий волю пророка, повторила Душка и многозначительно помахала мобилкой. - Иначе мы вообще до Евпатории не доедем!

Витка вдруг резко обернулась и поглядела на меня в упор, будто что-то сказать хотела.

- Так не будет ментов? – недоверчиво переспросил водитель «жигуленка», немного подумал – и расплылся в довольной улыбке. – И правильно! – подхватил он. – Кто пострадал? Никто не пострадал…

- Автобус мой пострадал. – Недовольно пробурчал наш водитель.

- Так ты на фирму свою позвони, пусть у них голова насчет автобуса болит! – немедленно предложил водитель «жигуленка». – С ментами и правда, закрутишься так, что век не выберешься! А я, если кому интересно, на работе!

- Никому не интересно. – Буркнула Микулишна.

- Ну… Так я поеду? – с надеждой спросил водитель, опасливо пятясь, словно боясь, что за ним кинутся и не отпустят.

- Езжайте! – воскликнула Душка-Череп, осеняя бедного водителя трагическим взмахом руки – сейчас она явно была Мария Стюарт, пакующая чемоданы перед путешествием на плаху. - Езжайте, езжайте! – Душка помахала на него пальчиками, точно отгоняя муху. – У всех есть свои дела! И никому нет дела до детей – несчастных, одиноких… Два десятка совершенно одиноких малышей! – взвыла Душка. - Брошенных посреди голой степи!