- Наташ…

- Было?

- Мы целовались, - глухо произнес Серёжа, стараясь не смотреть мне в глаза.

- Мерзость, - мне снова захотелось пройтись по своим губам наждачкой. – И это ты называешь верностью? Мразь…

Именно в этот момент я поняла, что у меня ничего не осталось к этому к человеку. Абсолютная пустота и желание, чтобы он исчез из моей жизни.

Я рванула в свою комнату, взяла из тумбочки бумаги на развод и ручку. Вернулась в гостиную и размашисто, чтобы он видел, поставила свою подпись в нужном месте.

- Вот, - я буквально впечатала ему в грудь эти бумаги, ставшие теперь помятыми, и начала просто выталкивать Серёжу из квартиры. Пусть только попробует пикнуть! На кусочки разорву! – А теперь выматывайся. Видеть тебя не хочу! Знать не хочу! Вали! Вали отсюда!

- В трусах? – пропищал он там что-то жалобно.

- Сделай хоть напоследок мне приятно.

Пусть скажет «спасибо», что я не настолько сильная, чтобы его тушу с лестницы или из окна выкинуть. Зато я в силах вышвырнуть его в подъезд, что я и сделала с большим удовольствием.

А затем собрала его вещи, которые попались мне под руку в прихожей и вышвырнула следом. Наверное, еще никогда уборка не приносила мне столько удовольствия.

- Я утром заеду за Стёпкой, - вякнул Серёжа в закрытую дверь.

- Не опаздывай. Мудак, - выплюнула я каждое слово и, тяжело дыша, отошла в сторону.

Запутавшись пальцами в волосах, едва чувствуя свои конечности, я ощущала себя на грани истерики. Мне хотелось и смеяться, и плакать. И сдерживать свои порывы сейчас я точно не хотела. И плевать, что от слёз не видно, куда я иду и уже болят глаза.

Я сделала ровно то, что должна была сделать. Для себя, для сына.

И момент, когда я поцеловала Серёжу, стал той самой подброшенной монетой, о которой говорил Славик. Он оказался прав: именно в тот момент, когда ты отдаешь судьбе право решать за тебя, ты уже знаешь, чего хочешь сам.

Натужно быть счастливой и отдать этому остаток жизни? Это не то, ради чего я хочу жить.