«Да какая разница».

Я опускаю взгляд и вижу в ее руке мобильный.

– Ты говорила с тренером?

– Да, но я… – Она сглатывает. – Я должна сообщить тебе кое-что.

И в этот момент я замечаю, как опухло и покраснело ее лицо.

– Ты плакала?

– Твой отец… – Мать прижимает телефон к груди.

– А, ты про это. – Внутри меня что-то обрывается. Я отвожу взгляд, скидываю обувь и прохожу в гостиную. – Туда ему и дорога.

– Харри, конечно, вел себя по-скотски, – соглашается она, следуя за мной по пятам, – но все же, ты – его сын.

– Он и не вспоминал об этом. – Я снимаю куртку и швыряю на диван.

– Да, но… Его сбила машина, когда он переходил дорогу от стоянки к своему офису. Представляешь? Какая нелепая смерть.

– Я аж расчувствовался. – Хмыкаю.

– Кай! Так нельзя!

Мне приходится обернуться, что взглянуть ей в глаза.

Мать ниже меня на голову. Годы добавили ей морщин и полноты, но теперь она выглядит гораздо лучше, чем пять-семь лет назад. Нет алкогольной одутловатости на лице, взгляд абсолютно ясный. Если бы не по-дурацки повязанный на голове шейный платок, она выглядела бы гораздо моложе своих лет.

– Что заставило тебя переобуться, мам? Я думал, он сдохнет, а ты и бровью не поведешь.

– Я только что говорила с врачом клиники, где твой папаша испустил дух. – Наконец, мать деловито расправляет плечи. – У его соплячки случился нервный срыв, и ее накачали успокоительными.

– Ты о его дочери? – Я выгибаю бровь.

– Не называй ее так, у Харри был один ребенок, и это ты. – Прищуривается она. – Эта овца и не вспомнила бы, что у него есть и другие родственники, если бы ни обстоятельства.

– Какие?

– Через полтора месяца ей исполнится восемнадцать, а пока этого не случилось, ее грозятся забрать в социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних. Разве только… временно не назначить попечителя из числа родственников… – Мать ухмыляется. – Если кто-то выразит такое желание, конечно… И так как Харри удочерил ее, ближайшим родственником ей теперь приходится Хелена.

– И? Разве девчонка не может действовать самостоятельно? Ей же почти восемнадцать?

– Для признания самостоятельности нужно вести предпринимательскую деятельность или работать где-то. Но Мариана сейчас «совершенно убита горем». – Презрительно морщится она. – И пока кто-то не сообщил ей о такой возможности, мы можем взять все в свои руки. – Глаза матери загораются. – Кто-то должен забрать тело из больничного морга и оформить попечительство над девчонкой. Мы с Лео планируем забрать бабку и поехать вместе в столицу: во-первых, она уже практически глухая, во-вторых, ее сын умер, и ей захочется присутствовать на похоронах, в-третьих, она не будет возражать против того, чтобы взять заботу о внучке и пожить с нами в особняке Турунена…

– Можно еще раз? – Хмурюсь я. – Ты собралась жить в его особняке?

– А что такого? – Всплескивает руками мать. – Девчонку отправят с детский дом до совершеннолетия, если не вмешаться! Зачем нам ждать полгода до вступления в наследство на твою долю, если мы можем пользоваться богатствами уже сейчас? Возьмем ее под опеку, въедем в дом, там же половина – наша!

– Есть еще его мать.

– Бабке недолго осталось. – Отмахивается она. – А так, я очень хорошо поговорила по телефону с Марианой. Девочка расстроена и напугана, я пообещала, что мы привезем бабушку и все решим. – Мать победоносно улыбается. – Она уже ждет нас.

– Ты серьезно? – Мне не хочется верить своим ушам. – Да пусть ее забирают в этот детский дом, или как его там! Ей полезно. Меня тоже однажды чуть туда не забрали. – Я мерю комнату шагами, а затем поворачиваюсь к матери. – И вообще. Мне ничего от них не надо! К черту наследство!