«Вот попалась, так попалась!» И эрны Кэдвен, как назло, рядом нет.

«Ну и куда же ты подевалась, Грэйн? Где тебя Маар-Кейл носят?» – безмолвно вопрошала до крайности обозленная шурианка.

Как, пес раздери, это по-ролфийски – не давать шагу ступить без спросу, когда кругом тишь да гладь, и растворяться в ночи без следа и предупреждения в час наибольшей опасности.

Но слишком долго клясть свою названную сестру за внезапное бегство Джоне не судилось. Быстро приближающийся стук подков по укатанной дороге, надсадный храп лошадей и резкая остановка кареты отвлекли женщину от невеселых раздумий.

– Эй! Сэйган! Что там такое?

А голосишко у шуриа, когда потребуется, выходит мерзкий – резкий, гнусавый, точно кошке на хвост наступили. Самое то, чтобы изображать капризную барыньку и добиваться желаемого.

Но бравый капрал не ответил. Тогда шуриа высунула голову из окошка, чтобы еще раз осведомиться о причинах задержки. И тут же спряталась обратно. Если ир-Сэйган принял пятерых вооруженных всадников за разбойников, то Джойана безошибочно опознала в них тивов. Было во всех диллайн, которые служили Предвечному, что-то неуловимо общее: хищный ненасытный блеск в глазах.

– Правь упряжку, куда скажу, – злобно зашипел один из преследователей.

– Еще чего! – возмутился ролфи.

Свой категорический отказ подчиниться каким-то проходимцам с большой дороги ир-Сэйган выразил крайне доходчиво – прицельной стрельбой.

«Все-таки у Вилдайра отличные солдаты», – отметила Джойана, когда в щелочку между шторами увидела, что нападавших стало трое.

– Н-но! Пошли, родимые! Держитесь, миледи!

От лихого удара кнутом лошади взвизгнули и с такой силой рванули вскачь, что Джона не удержалась и свалилась на пол кареты. Но это даже к лучшему вышло. Оставшиеся в живых тивы начали палить вслед, целясь то ли в возницу, то ли в лошадей. Несколько пуль просвистели над головой у шуриа, прошивая насквозь деревянные стенки. Одна, по всей видимости, угодила в отважного капрала, и он закричал от боли.

– Сэйган! Сэйган! Что с тобой? Держись! А!

Но держаться пришлось самой Джойане. Обезумевшие от стрельбы кони оборвали упряжь, карета перевернулась, и только нездешнее шурианское везение сберегло женщину в целости. Кувырком летела – коленки и локти в кровь, разорванная юбка на голове, но зато шею не сломала. Чудо, да и только!

– Сэйган!

Никто не отозвался. Совсем.

Нет, конечно, все люди смертны, но капрал-то был из породы «неуязвимых», из тех счастливчиков, кто и сам не верит в то, что с ним может беда приключиться, и которых смерть сама обходит сторонкой. Любому другому – сразу конец, а таким вот «сэйганам» хоть бы хны. Шуриа ли не видеть?!

– Кэйррон, отзовись немедля! – взвизгнула Джойана возмущенно. – Сейчас я выберусь и трепку тебе задам, мерзавец!

И чихвостила телохранителя последними словами, пока выбиралась из полуразвалившегося экипажа. Так всегда надо делать, чтобы напугать смерть, чтобы возмущенный несправедливостью обвинений дух раненого задержался в теле.

– Ишь, развалился! А ну перестань прикидываться! Сейчас же!

Шуриа уже бежала к распластавшемуся на снегу ролфи. Шлепнулась рядом, заглянула в глаза, стала тормошить.

– Живи, ир-Сэйган… – бормотала Джона, пытаясь на ощупь определить, куда пришлось ранение. – Не смей подыхать, как собака, на дороге…

Рука ее окунулась во что-то липкое и теплое. Нога? Бедро!

– А крови-то натекло! Скажи что-нибудь! Ну же!

Визг и дерганье за воротник помогли: Кэйррон очнулся и сразу же сунул женщине в руку револьвер.

– Ми-ле-ди… Они уже близко…