«Дорогая моя любимая Агриппина Яковлевна!

Я узнала о том, что Вы больны и очень забеспокоилась о Вас.

Я все время помню и думаю о Вас и не оставляю мечты приехать к Вам. Меня категорически не пускали все время в Ленинград, но сейчас дали слово, что с начала сезона меня отпустят (на сентябрь-октябрь). Как Вы сейчас себя чувствуете?

Я недавно станцевала Дон Кихот, кот. приготовила с Ильющенко.

Сегодня была генеральная репетиция оп. Хованщина, в кот. я танцевала персидку (постановщик Корень). Занимаюсь я все время у Асафа, очень стараюсь помнить все Ваши замечания.

То время, когда я занималась с Вами, дало мне так много, что я до сих пор это чувствую. Если у меня что-нибудь не выходит, я мысленно вспоминаю: А как бы Агриппина Яковлевна сказала бы сделать? И у меня выходит.

Желаю Вам большого здоровья и скорейшего выздоровления. Крепко, крепко Вас целую люблю благодарная Майя.

P.S. Большой привет Вам от мамы»

Но поработать вместе им уже не довелось: Ваганова умерла в ноябре 1951 года. Потом у Плисецкой, когда она уже стала той Плисецкой, которой рукоплескал весь мир, не раз спрашивали, а что было бы, прими она тогда предложение Вагановой уехать учиться на год? И Майя Михайловна, практически не задумываясь, отвечала: «Я бы танцевала значительно лучше. Правильнее. Эмоционально – нет. Эмоции, они при мне, этому никто не научит. От правильности можно делать и трюки. Кривой человек не сделает трюк. Упадет. Она давала такие движения, что если неправильно сделаешь, то упадешь. Обязан был правильно делать. Ваганова учила грамоте, и человек как будто начинал грамотно писать. Она не кричала “держи спину”, как кто-то. Ваганова давала такие движения, что если не будешь спину держать, то упадешь… Человек вынужден был думать и делать правильно. Она так объясняла, что все потом получалось. Это дар гения, больше таких педагогов нет». И признавалась, что именно благодаря Вагановой полюбила труд: «До встречи с Агриппиной Яковлевной я любила только танцевать. Теперь я поняла, какой увлекательной, интересной, творческой может стать работа, упорный ежедневный труд балерины, как тесно связан он именно с танцем. Ведь система Вагановой давала мне возможность танцевать свободно, без усилий, так, чтобы труд был незаметен и танец казался непринужденным». Но годы спустя все же признавалась: «Счастливая, кратковременная встреча с Вагановой оставила у меня чувство какой-то “раздвоенности”. Умом я понимала, что работать нужно ежедневно, но… Темперамент, желание сделать быстрее как бы превалировали над разумом. Я не всегда была хорошо готова к премьере, окончательно “дозревала” где-то к десятому спектаклю. Я не любила выслушивать после первой премьеры оценки своего выступления». Хотя, как рассказывала Наталья Крымова, известный театровед и жена режиссера Анатолия Эфроса, звонила знакомым после спектакля, спрашивала, что они думают е ее выступлении.

И хотя сама Плисецкая о педагогах своих практически не говорила (кроме вот этого сожаления, что мало поработала с Вагановой), они ведь были, и речь идет не только о Гердт. В апреле 1956 года, сразу после присвоения Майе Михайловне звания народной артистки РСФСР, другая знаменитая балерина – Ольга Лепешинская в статье «Самобытный талант», опубликованной в газете «Советский артист», писала: «Педагогами Майи Плисецкой были Елизавета Павловна Гердт и Мария Михайловна Леонтьева. Впоследствии она занималась с А. Вагановой, затем в классах А. Мессерера и С. Мессерер. Окончив Московское хореографическое училище в 1943 году, Майя Плисецкая пришла в Большой театр, где работала с балетмейстерами и педагогами Р. Захаровым, Л. Лавровским, Е. Ильющенко, А. Радунским, Л. Якобсоном, В. Чабукиани, М. Семеновой, Е. Гердт. Каждый из мастеров, с которыми ей доводилось встречаться на протяжении ее творческой жизни (я уверена в этом), принес ей большую пользу». Наверняка.