Мои последние две недели свободы пронеслись мимо, словно осенние листья на ветру; и как бы я ни старалась, у меня всё рано не вышло настроиться на учёбу или хотя бы на встречу с людьми, которые за год стали мне чужими. Остались последние выходные для того, чтобы хотя бы попытаться свыкнуться с неизбежностью, которая вытолкнет меня из моего защитного панциря.

Правда, сейчас и прогулка с Каином уже не казалась мне привычным ритуалом; даже теперь, снимая его поводок с крючка, мне казалось, будто я смотрю на себя со стороны и чувствую себя не в своей тарелке от этого. Каин же напротив привычно топчется и путается под ногами, подгоняя меня, изредка тыкая мокрым носом в бедро.

Сегодня на улице светит солнце – наверно, впервые за последний месяц; оно то ли подбадривало меня перед «выходом в свет», то ли насмехалось, с издёвкой пуская «зайчики» в глаза. Каин весело шнырял по кустам, ища что-то своё, собачье, и изредка подавал голос в сторону хитрой сороки или надоедливо каркающей вороны. Я же вертела головой, словно сова, на все триста шестьдесят градусов, чтобы не дай Бог снова не наткнуться на Сергея.

Мои волосы, которые я заколола шпильками, держались из последних сил, а после моих интенсивных поворотов головой – и вовсе на честном слове. Но я всё равно не могу понять, с какой силой я должна была столкнуться с этой скалой, чтобы с меня слетели очки, а шпильки выскочили из волос, будто пробка из бутылки шампанского. От падения на обледенелую дорожку меня спасли только чьи-то цепкие пальцы, больно впившиеся в кожу на предплечьях – я почувствовала это даже сквозь толстую зимнюю куртку. Каин, которому не понравилось, что к его хозяйке кто-то прикасается – как и мне, в общем-то – кружил вокруг нас, истошно лая на незнакомца так, что у меня закладывало уши. Я инстинктивно попыталась освободиться, чувствуя тот первобытный страх, который заставляет буквально сражаться за свою жизнь, хотя опасности для меня не было никакой. Стальная хватка на моих руках ослабевает, и я тут же увеличиваю расстояние между собой и...

О, Боже...

Есть много терминов, с помощью которых можно описать человека. Передо мной сейчас стоял парень, буквально испускающий уверенность в себе и своей неотразимости – иначе как себялюбивым Нарциссом назвать его никак не получалось. Но вместе с тем в нём чувствовался и внутренний стержень – чисто мужская сила, которая не позволит кому-либо дать в обиду себя или того, кто рядом. Сплошной тестостерон, обаяние, притяжение, самомнение, сила, гордость, несгибаемость – этот список можно продолжать бесконечно.

Какой-то необычный сплав получается.

А ещё мне показалось смутно знакомым его лицо.

Пока я разглядывала парня, стараясь унять сердцебиение, он занимался тем же самым, но взгляд его мне не понравился от слова совсем.

Будто впервые видел перед собой девушку.

Кажется, даже дышать перестал.

Мне было противно уже от того, что он в принципе парень; а уж то, что он явно раздевал меня глазами, играло точно не в его пользу.

И, видит Бог, если он не перестанет пялиться на меня – я его ударю.

– Простите, – сцепив зубы, всё же прошу прощения, потому что моя вина в том, что мы столкнулись, тоже была.

Не знаю, куда смотрел парень, когда шёл, а мои мысли точно были сконцентрированы не на дороге.

Поднимаю с земли свои очки, у которых от контакта с поверхностью треснуло левое стекло, и досадливо вздыхаю: носить их в универе мне уже не светит; после собираю в кучу шпильки – по-прежнему под внимательным взглядом незнакомца, который даже не пошевелился, чтобы мне помочь (хотя бы из вежливости). Его помощь мне, конечно, была не нужна, но его реакция на происходящее мне не нравилась совершенно. Другой бы извинился и, если не собирался помогать, просто ушёл бы, а этот застыл, словно истукан, и наверно до скончания времён не двинется с места.