Вопреки моим представлениям о старости, моя семидесятипятилетняя бабушка не выглядит на свой возраст совершенно; да ей вообще больше пятидесяти не дашь – хоть сейчас замуж выдавай! Она была не по годам фигуристая, ловкая и активная – мать рассказывала, что в пятьдесят лет бабуля прыгнула с парашютом; её никогда не подводит память, не хромает зрение, не скручивает от боли в суставах и нет проблем с желудком или сердцем, хотя вся её жизнь – это игры со смертью.

У неё определённо есть яйца, хоть она и девочка.

Мне бы такую старость, если я до неё всё-таки дотяну.

Пока я ухмыляюсь, Анна Андреевна семенит на кухню, чтобы, вне сомнений, накрыть стол для любимого внука; я частенько оставался у неё ночевать, не чувствуя при этом никакого дискомфорта, и мы пили пиво, играли в карты и травили друг другу анекдоты, которые не всегда были приличного содержания.

И почти всегда автором этих анекдотов был не я.

Говорю же, у меня мировая бабушка.

Но сегодня явно не тот день, когда я останусь, и моя проницательная ба не ставит на стол стаканы с градусами, потому что, хоть я и придурок, но не настолько, чтобы садиться за руль пьяным, правда, такое один раз тоже было – как раз в тот день, когда узнал, что я приёмный. Дебил, конечно, но теперь-то что об этом...

Мы мило беседуем почти два часа – точнее, мило беседую я, а бабуля матерится, на чём свет стоит, покрывая мою вторую бабушку отборными словечками. Уже столько раз говорил, что меня задрала эта тема, но Анна Андреевна продолжает гнуть свою линию.

Но уж лучше слушать это, чем про Украину, Трампа и всё остальное.

– Знаешь, я тут подумала... – начинает бабуля, но я почти сразу её перебиваю.

– О нет, только не это! – ржу в ответ. – Тебе нельзя думать, это чревато последствиями!

– Заткнись, засранец ты этакий! – ворчит ба. – Между прочим, вопрос серьёзный. В общем, я решила, что, когда помру, квартира достанется тебе.

Не могу утверждать с уверенностью, но готов поспорить, что мой рот раскрылся достаточно широко, чтобы туда въехал товарняк.

– Тогда у меня один вопрос и одно утверждение: во-первых, ты что, помирать собралась? Да кто тебя на тот свет отпустит! Ты там будешь потягивать «Пина Коладу», а мы здесь мучиться?! И во-вторых, – ты сошла с ума, потому что... Мне твоя квартира нахрен не нужна! У меня уже есть крыша! И какого хрена мы вообще говорим об этом?!

Вместо ответа получаю... подзатыльник.

– Не смей повышать на меня голос! Пока что я твоя бабушка, а не наоборот! И нет у тебя квартиры, ты её снимаешь, а это две большие разницы! Свой угол есть свой угол, бестолочь!

Закатываю глаза.

– Ну хорошо, если тебе так хочется расстаться с кровно нажитыми метрами – подари их Анюте!

– Твоя Анюта скоро выйдет замуж, – отмахивается бабушка, а я впиваюсь пятернёй в своё лицо. – И нечего тут рожи корчить! Можно подумать, я попросила тебя в костёр прыгнуть! Мне бы в моё время кто-то сказал, что подарит квартиру, я бы до потолка прыгала, а он тут сидит с кислой мордой, будто квашеной капусты наелся!

– Может, я тоже скоро женюсь, – неуверенно отзываюсь, потому что жениться не собираюсь вовсе.

Но на бабушку такая новость действует по-другому.

– Тем более! Что это за мужик, у которого нет своего угла? Ты куда жену планируешь привозить? На свою съёмную халупу? Или, может, у её родителей будешь жить, как какой-то альфонс?!

Вот здесь бабуля палку перегнула и сама об этом прекрасно поняла, потому что я не альфонс, не приживала, не нахлебник, не дармоед – какие там ещё есть определения для людей, которые привыкли нихера в это жизни не делать и сидеть на чужой шее? Я и квартиру-то снимаю по этой же самой причине, хотя родители подарили мне на восемнадцатилетие шикарные апартаменты в центре города: всего в этой жизни я хочу добиться сам, а не за чей-то счёт. Деньги получаю, подрабатывая посменно с Ёжиком в мастерской его отца или в автосервисе неподалёку от своей конуры – в итоге в месяц выходит приличная сумма, которой мне вполне хватает, если не транжирить на клубы и девочек. Единственное, что я принял от родителей – это машина, и то лишь потому, что тогда мы жутко поругались; дошло до того, что они угрожали отречься от меня, если я и дальше буду «страдать хернёй». Но об этом знают немногие – только семья и друзья; для всех остальных я – богатенький мальчик богатого папочки; мажор, у которого в карманах куча бабла, потому что авторитет надо поддерживать.