Для укрепления фундамента пришлось снова изрыть холм. Сейчас возвышенность еще способна выдержать храм и толпы туристов, но если они вместе с базиликой даже и уйдут в объятия недр, останется великолепный вид на Париж. Отсюда город виден как на ладони, окруженный холмами, с клыками новостроек в юго-восточной части, на высотах пригорода Бельвиль и на западе в квартале Дефанс. В самом центре города – башня Монпарнас, а позади нее – высотные дома южных пригородов.

Внутри в этот час оказалось светло и свободно. Я шел под сводами вместе с редкими туристами, словно плыл по течению реки, и любовался убранством базилики. Меня совершенно не беспокоила «неовизантийская мешанина», как определили интерьер критики. Впрочем, католический праздник Святого Сердца Христова, в честь которого базилика Сакре-Кёр получила свое название, волновал еще меньше, как и большинство туристов. Для всех нас, иноземцев, детали мифов и междоусобиц местного населения, приправленные изрядной долей политической конъюнктуры своего времени, оставались лишь запутанной легендой, украсившей собой базилику.

Пустота. Убрать таблички – и останется только красивый камень. Немного постоял в центральном нефе, вялое течение посетителей вынесло меня вместе с какой-то экскурсионной группой к западному входу в собор. Гид закончил говорить на незнакомом языке, и толпа отправилась дальше, мимо пламени поминальных свечей, к главному выходу, а я не мог сдвинуться с места. Что-то тянуло меня к запертой двери. Девушка в длинном плаще с наброшенным капюшоном, как подобает в храме, обернулась, и из сумрака, скрывавшего лицо, прозвучало на моем родном языке:

– Кладбище Монмартр. Старый склеп на дальней аллее. Посети обязательно. После рынка. Там… – она указала рукой на дверь западного входа.

Я невольно повернул голову в указанном направлении… Мужчины чаще всего размышляют последовательно. Дверь как дверь, затем пришло ощущение чего-то знакомого в голосе, движениях, но когда я обернулся за пояснениями, уже никого не было. Начавшая выстраиваться логическая конструкция распалась. Вместо девушки уже образовалось несколько вездесущих китайских туристов с фотоаппаратами. Я вышел из храма.

Спускаться с холма той же дорогой не имело смысла, и я повернул направо, по Rue Azais. Azais – французский писатель, публицист и философ, символично… Еще направо, налево и открылся развал картин местных художников, кафе, пустые уличные столики под холодным апрельским небом и лавки с творениями местного бомонда. Одно из них привлекло мое внимание в пыльной витрине боковой улочки. Старый плакат с символом знаменитого кабаре Chat Noir – «Черная кошка», где зависала вся монмартрская богема от Ренуара до Модильяни.

Дверь бесшумно отворилась, звякнул колокольчик. Внутри было сумрачно, тепло и сухо, пахло пылью. Показалось, что я перешагнул невидимую границу времен и очутился в мире прошлого. Двадцатый век остался за мутным стеклом, а здесь царил…

– Кх…

– Вonjour. Pardon, – машинально произнес я.

Помещение осветилось. Электрические лампы, ровесницы плаката и пыли, давали специфическое желтое освещение. Но теперь стала видна вся комната, заставленная стеллажами с сувенирами, и прилавок, заваленный книгами разных исторических периодов, включая туристский глянец. Немолодой мужчина мгновенно оказался по ту сторону развала.

– Que veut monsieur?

Я улыбнулся и развел руками.

– Souvenirs?

Пришлось кивнуть. На прилавок были мгновенно извлечены бронзовые фигурки, фарфоровые чашки, балерины и прочий исторический и не очень хлам. Нужно было как-то выходить из положения…