– Наличные деньги на такси есть? У него нет терминала.

– Да.

– Около двенадцати евро, Concorde Opera Hotel, douze euros! – произнес полицейский, открывая заднюю дверь.

– Merci, возможно, вы спасли мне жизнь.

– Посоветуйтесь дома с врачом, удачи, – и дверь захлопнулась.

На первом же светофоре водитель с нескрываемым интересом принялся изучать меня в зеркало. Загорелся зеленый, и машина снова поехала.

– Concorde Opera Hotel?

– Oui.

Заметив новый прилив интереса обладателя глаз в зеркале, я попытался уточнить свои знания языка, загибая пальцы.

– Pas, oui, merci, pardon, bonjour – it all, – и развел руками.

Во время движения странные ощущения, возникшие у надгробия, окончательно исчезли. Машина остановилась у входа в отель, мужчина показал на счетчик, было ровно двенадцать евро.

– Yes?

– Yes, – согласился я, протянул десятку и пятерку и открыл дверь.

– Полиция и в Африке полиция, найдут, – произнес мужчина и вручил сдачу.

Поскольку все это произошло уже в процессе моего выхода, я осознал язык, только стоя на тротуаре, смотря вслед удаляющемуся автомобилю. «Он что, слышал мою фразу вчера? Это тот же водитель? Ерунда какая-то, приписывать себе афоризм не стоит», – пронеслось в голове. В холле мы поздоровались с портье за стойкой. «Хорошо бы выпить кофе, а есть перед ужином не стоит»…

– Cappuccino coffee, please, – попросил я.

Сегодня дежурил тот же мужчина, что и в день моего заселения, он улыбнулся, кивнул и раскрыл папку с едой и напитками. На мое счастье рядом с пунктами меню и ценой имелись фотографии десертов. Я указал на коричневый бисквит с белым кремом и двумя вишенками. Портье кивнул. В лифте признаки спазма вернулись вместе с полным непониманием того, как привести кабину в движение, как, впрочем, и для чего она. Мой взгляд уперся в глаза отражения в зеркале.

– Странно. Головой не стукался, – прошептал я, тряхнул головой, резкий толчок боли, ввинтившийся в мозг, отогнал наваждение.

Кнопка третьего этажа закрыла двери, кабина поехала. У двери моего номера ситуация повторилась, достав карточку я замер, не зная, что делать. Какая-то пелена отделяла меня от мира. В этот раз выручил служащий отеля.

– Месье?!

Я резко обернулся, молния боли снова соединила с реальностью.

– Cappuccino, please.

– Merci!

– Мonsieur tout le bien? Мonsieur, good?

– Yes.

Интеллектуальные процессы словно разблокировались и получили доступ к телу, мне удалось открыть замок в номер. Пропуская служащего, я ощутил аромат кофе, и это чувство позволило удержаться в реальности. Когда дверь в номер закрылась, к горлу подкатился комок страха перед новым приступом, сильно зачесалась левая рука.

– Нервы, однако. О… Остатки вина в холодильнике!

Получился целый бокал. Зуд усилился. Засучив рукав рубашки, я обнаружил четкое клеймо, словно ушедшее под поверхность кожи.

– Ха, тавигил!

Может быть, идея была не очень хорошей, но таблетка из походной аптечки, запитая глотком вина с кофе, подействовала. Пятно перестало чесаться, пока я наслаждался капучино с бисквитом. Затем допил вино, кстати, вполне сохранившее вкус. Этот ужасный с точки зрения врачей и диетологов полдник избавил меня от всех симптомов, начиная с головной боли, заканчивая сужением поля зрения, память также вполне работала.

– И надо было так вляпаться… – произнес я, рассматривая клеймо.

Рисунок стал четче и тоньше, но словно погрузился в кожу. Это даже не походило на татуировку, скорее, изображение нанесли тонким пером, но из-за кожи контуры были чуть-чуть шершавыми и ломаными, будто под стеклом. Надпись по кругу печати гласила: «Ab ovo usque ad mala», в центре нанесено – «Ad patres».