Преодолевая узкое пространство между высокими перилами лестницы и стеллажом, я зацепил ногой белый провод. Каждый штепсель удлинителя был занят розеткой новомодной техники. Все эти заискрившиеся устройства, точно осенние листья при сильном ветре, опали позади меня с полок и стены.

Внизу лестницы мелькнул вооруженный шваброй гонщик. Освободив ногу от провода, я перелетел с лестничной площадки на оранжерейный стол в гостиной. Что стало с цветочными горшками на столе, объяснять не нужно. Высадив второй на сегодня стеклопакет, я чуть не попал в зубы церберу, волочившему за собой хозяйку. Шнурок синей шлейки обвился удавом вокруг ее руки. Женщина ехала на животе за разъяренным псом по цветнику, тем самым для моего блага сдерживая его прыть. Домчавшись до скамейки у забора, я взлетел на ее спинку и оттуда совершил рискованный прыжок через высокий забор.

Убегая по залитой оконным светом улице, я расслышал за лаем цербера несколько фраз.

– Это был вампир! – паниковала жена гонщика.

– Нет, Ленок, – вдумчиво проговорил гонщик. – Вампир не разнес бы вдрабадан половину дома. Видимо, какой-то колдун позарился на медали и кубки и прилетел сюда на метле.

– Говорила я тебе, не занимайся показухой, – заворчала Елена. – Дохвастался. Тоже мне, звезда Большого Театра.

Трое суток я провел в непрестанном и безуспешном поиске еды, перебиваясь магазинной минералкой. От встречных людей шарахался – не только от жажды их крови, но еще от черной зависти их сытой комфортной жизни.

– На помойке все спокойно… все спокойно… все спокойно, – примерно такую песню насвистывали лоснящиеся в лунном свете крысы, перебирая фантики от шоколадных конфет.

Я подкрадывался к мусорному баку на четвереньках, низко пригнувшись к земле.

Дворовому коту легче подобраться к добыче, ведь он проворен и мал. Но неужели я напрасно прожил лесной век? Нет. Из библиотеки вампирской памяти не пропадает ни страницы. Тогда почему мне до сих пор не везло на охоте? И повезет ли на этот раз?

Я упустил важный урок из прошлого опыта – усомнился в своих силах. Прыгнув за добычей, провалился в мусорный бак, застрял в нем и долго катался по асфальтовым кочкам. Грохот распугал всех обитавших на помойке крыс. Из бака я выбрался облепленный зловонными отходами. Сняв с головы рваный сапог, поплелся домой. Меня так сильно тошнило, что я больше не мог думать о еде.

Следующая ночь – ясная, красивая и безветренная – совпала с датой прибытия мятежных самураев-оборотней в Волочаровск. По случаю торжества, называемого Праздником Возрождения, на мясокомбинате объявили санитарный день.

Притихший завод пустовал. Охранники дремали в проходной. Вездесущие камеры меня не обнаружили. Чувствуя вибрации их монотонного движения, я ускользал от попадания в объектив.

По вместительным пустотам между старой кирпичной и новой пеноблоковой стенами я пробрался в узкую вентиляционную шахту и, чудом не застревая в ней – малая польза от вынужденной диеты, пополз навстречу манящему запаху крови.

Вся здешняя еда – моя на законном основании. Никто ее у меня не отнимет.

Внизу раздался женский визг. За ним последовал остервенелый мат Джаника Саркисова. Я пополз быстрее. Визг превратился в мычание – пленнице заткнули рот. Она стучала каблуками по металлическому агрегату, пытаясь освободиться.

– Че, мало те, настырная тварь? – Джаник присвистнул, – Так мы добавим. За нами, ха… не заржавеет. Харе ломаться. Ставь закорючку на бумагу. Вот те ручка… ха… золоченая.

– Му-у-у! Му-у-му! – отрицательно промычала пленница.