Да, когда мне было девятнадцать, и я впервые увидела этого мужчину, тогда он казался мне именно таким. Идеальным. Это потом я поняла, что не бывает идеальных. И он – тоже не идеал. Не мой идеал. Вот в глазах сотни его наложниц – да. Но не в моих. Ни в коем случае. Потому что это невыносимо больно. Когда разбивают твоё сердце. И даже не знают об этом. Не нужно оно ему вовсе…

С тех пор старалась лишний раз даже не смотреть на него, не думать – тем более. Жаль, конкретно здесь и сейчас, когда прикосновение его ладоней чувствуется настолько горячо и правильно, не думать и не смотреть больше не получалось. Особенно, когда низ живота потянуло очередной томительной судорогой, а память подсунула каждый миг, в котором эти самые руки дарили безграничный океан чистого наслаждения, столь необходимого сейчас, как если моя жизнь от этого зависит.

– Ну, почему же? – усмехнулся он, но как-то по-доброму. – Ты же не думала, что я действительно отступлюсь или оставлю безнаказанным ту твою дерзость? – ладони с талии скользнули ниже, сжав ягодицы. – Впрочем, я почти уверен, что ты именно такого исхода и ожидала для себя, когда так унижала меня. Правда же, бриллиантовая моя?

Правда. Всё правда. Нет, не то, что я собиралась его унизить. То, что я не удержалась, бросив ему вызов, ведомая на поводу своих эмоций. А не должна была. Как и не должна была забывать об этой своей неосторожности. Не думала, что не забудет. У него полно тех, в ком он забывается. Хотя здесь и сейчас – это уже совсем не важно. Когда вся душа вывернута наизнанку. Когда жар в крови нисколько не убавляется. Когда пронизывающая тело жажда граничит с болью. Когда нужно лишь совсем чуть-чуть, и вот оно – твоё спасение…

– Да, – выдохнула едва ли внятно.

– Ну и что прикажешь с тобой делать? – деланно задумался, в то время как руки уже нагло скользнули мне между ног. – Оставить или вернуть? – задался новым вопросом, глядя исключительно на мои губы, на которых запеклась кровь.

Да и вообще, кажется, общался больше сам с собой вслух, чем со мной.

– Тебя, кстати, отец ищет. Если побежишь сейчас, ещё успеешь его догнать, – прищурился.

Но и не отпустил. Наоборот, шагнул в сторону, прижимая меня спиной к стене.

– Так что выбираешь, Мириам? – прошептал уже в губы.

Вся моя суть кричала об одном единственном. Уверена, не я одна об этом в курсе. Запах моего возбуждения лишь мёртвый не заметит. Как и дрожь по телу, и тот голод, с которым я смотрю на самого желанного в моём личном мире мужчину.

– Где он? – спросила, саму себя не слыша за громкостью ударов своего сердца. – Мой отец.

– Только что отъехал от входа в эту тюрьму. Если поспешишь, должна догнать.

Кивнула. А удары сердца стали просто запредельными. Разрывало. Сердце. Мысли. Меня саму. Вклочья. С такой болью, что не чувствовала, как сама же причиняю боль песчаному альфе, впившись ногтями в его руки, хватаясь за них, будто это поможет не рухнуть в пропасть. А то, что я на самом её краю, даже не подлежало сомнению. Ещё немного – сорвусь, сгину, пропаду в ней.

– Я не могу. Бежать. Идти. Больно, – произнесла в горьком признании. – Не могу. И… не хочу, – замолчала, жадно поймала ртом воздух. – Тебя хочу. Ещё одна ночь. Потом верни меня. Отпусти.

Золотистые глаза опасно сощурились. Он с шумом втянул в себя кислород, да так и не выдохнул. Всё тело напряглось, как перед прыжком.

– А если не отпущу? Если не хочу и не могу пока тебя отпустить?

– Тогда мне лучше прямо сейчас уйти, – сказала, как есть.

Воцарилось продолжительное молчание. Амин уткнулся лицом мне в шею, шумно вдыхая и выдыхая. Пальцы оставляли синяки на обнажённой коже бёдер. И я уже почти решила, что не отпустит. Ведь прошла минута. Вторая. А мужские руки так и не разжались. Но вот ещё немного и меня всё же поставили на пол. Оборотень отстранился, отступая на шаг. Золотистый взор заметно посветлел, и в нём блеснула зелень его зверя.