– Это все ты со своим журналистским прибамбасом! Нужно было сразу домой! А ты: Хлебная, Хлебная?

– Значит, я одна виновата? А тебе кататься не нравится? Ну, не нравится?

– Я не об этом? Теперь они и адрес наш знают! А если они настоящие преступники? По-любому они захотят свидетелей убрать. Как тогда?

– Да ты что? Какие мы свидетели?! Что мы видели? Мы не видели ничего!

– Ага, ничего! А что там, за ларьком? Может, там труп валяется? Все, мы влипли!

На девчонок наползла паника. Поддавшись ее заразному беспокойству, они включили свет и переставили кровати подальше от дверей. Уснули под утро, и первое, что было поутру, – все те же вопросы, посвященные ночному приключению. Только теперь, при дневном свете, на событие хотелось смотреть по-другому.

– Ты знаешь, – мечтательно протянула Настя хриплым от сна голосом, – а мне Вадим понравился. Что-то в нем есть.

– Да, хорошо молчал, – съехидничала Саша.

– Нет, правда! Это нервное молчание… В нем что-то таится… Ой, Сашка! Смотри, сколько времени!

Настя вскочила и заметалась по комнате как ошпаренная.

– Опоздала! К репетиторше своей опоздала! Она меня убьет! Она меня морально изничтожит!

– Да ладно… Тебя послушать, так она – абсолютная вампирка. Ты все преувеличиваешь. Кстати, мне тоже нужно бежать. На рынок, а потом – к маме.

– Как она? Лучше?

Настя скакала на одной ноге, пытаясь впрыгнуть в комбинезон.

– Все так же.

В разговоре о матери Саша оставалась все такой же немногословной, как и раньше. Она очень неохотно обсуждала эту тему. Но регулярно, каждый день после обеда ходила навещать свою мать. Ей редко удавалось разговаривать с ней. Чаще мать спала, приняв снотворное. Саша чувствовала, а возможно, ей только казалось, что присутствие дочери напрягает Лику. Мать вела себя так, будто в доме посторонний человек, и мучительно искала темы для бесед. Саша и сама не знала, о чем говорить. Высказывать обиды больному человеку она не могла. Рассказывать же о себе, о своем детстве, о жизни можно только если между людьми возникает тепло. А без тепла получается сухо, скупо, схематично. Частенько во дворе материного дома Сашу поджидал Илья. Иногда он приходил туда с этюдником, а иногда просто сидел на бордюре детской песочницы. Увидев Сашу, вскакивал и торопливо подходил.

– Ну? Как она? – не здороваясь, выпаливал он. И жадно ловил каждое слово о Лике.

Сегодня, придя к матери, Саша снова подумала, что во дворе натолкнется на Илью. Что-то внутри дрогнуло, и неожиданно для себя Саша сказала матери:

– Илья хочет навестить тебя.

Саша схватила глазами мать.

– Илья? Он разговаривал с тобой? – Мать вдруг вся напряглась, черты ее лица обострились, она приподнялась, от этого усилия жилки на шее вздулись, кожа обтянула все косточки, до предела выпятив болезнь.

Саша внутренне содрогнулась. С каким-то язвительным чувством она подумала примерно следующее: вот мать, больная, непричесанная, потерявшая былую красоту, не хочет пустить к себе молодого парня, который любит ее! Она еще таит какие-то обиды, сводит счеты… К чему все это? Поведение матери казалось ей фарсом, и было жалко не мать – Илью. Он-то любит ее, несмотря ни на что, хочет помочь, хочет быть рядом, хотя она такая больная и некрасивая, а она…

– Да он каждый день поджидает меня и спрашивает о тебе, – призналась Саша, глядя матери в глаза.

– И что ты?

– Что я? – не поняла Саша.

Мать вдруг убрала локти-подпорки и рухнула головой на подушку. Саша испугалась, подвинулась к ней, но та жестом остановила ее. И Саша села на место.

– Ты сказала ему, что я не хочу его видеть? Сказала?