— Нет.
— Но ты не хотела, как другие, просто потрахаться, нет… — продолжал увлекательный разговор с умным человеком Павел Григорьевич. То бишь, сам с собой. — Ты все пыталась сделать, чтобы я тебе доверял и с ума сходил от твоих стройных ножек.
Тяжело вздохнув, я прикрыла лицо рукой и покачала головой:
— Господин Астафьев, вам пора остановиться. Потом будете жалеть о сказанном.
— Это тебе пора остановиться, госпожа Симонова! — внезапно босс сжал мои скулы и поднял лицо вверх. Так, чтобы я смотрела только в полные ярости глаза начальника и никуда больше. — И это ты будешь жалеть, если немедленно не свяжешься с «Димочкой» и не вернешь мои деньги!
От Астафьева исходила не просто энергетика злого и немного выпившего человека. Что-то еще явно бросалось во внимание… Оценив, как изредка его зоркий взгляд скользит по оголенным участкам моего тела, стало очевидно: «Черт, да этот придурок просто меня хочет!».
— Дима был хорошим парнем. Ответственным, добрым и внимательным, — разведя руками, я обратила внимание, как тяжело далось дыхание боссу, стоило мне облизнуть сухие на нервной почве губы. — Он знал, что я трое суток выполняла бесконечный список задач, поставленный вами внезапно с пометкой: «Бегом!». Именно поэтому и пришел ко мне, проведать. Ведь ночевала я над рабочим столом, в обнимку с отчетами и накладными.
— Бедняга, — прошипел он сквозь зубы, — пожалеть тебя что ли? Совсем охренела?
— Видимо, — несмотря ни на что, продолжила я, — Дима сумочку все же распахнул. И выбрал не меня... Говорите, он в Мексике сейчас? Так вот меня туда никто не звал.
— Даже сейчас, — нагнувшись ближе к моему лицу, начальник заговорил низко и путанно. Все, что я чувствовала в тот момент: его хмельное дыхание. Кажется, кое-кто не просто стаканчик опрокинул, а пол бутылочки точно, — ты не перестаешь это делать, Сонечка! Что ты за человек такой?
Поморщившись от четкого и пробирающего до костей амбре, я окончательно запуталась в логической цепочке начальника:
— О чем вы сейчас?
— Ну, вот все эти твои чары… — неопределённо взмахнув рукой, словно волшебной палочкой, он приземлил ее прямо мне на коленку. От неожиданности я пискнула и едва не вскочила на ноги. Правда, закончить это действие мне никто не дал, толкнув обратно на место. — Сидишь тут вся такая: сексуальная, красивая, полуголая и, типа, недоступная. Но, мы-то оба знаем, что это не так.
— Для вас, Павел Григорьевич, — ехидно улыбнулась я, скидывая его ладонь с колена. Но этот умник не остановился и положил ее повыше, прямо на бедро. Сжимая пальцы, он буквально комкал ткань и оголял все больше и больше кожи, — я теперь всегда недоступна буду.
— Да что ты такое говоришь, золотце мое! — его лицо «упало» мне на шею. Глубокое дыхание мужчины отразилось на мне ожидаемыми мурашками. Именно по ним провел Астафьев кончиком языка, прежде чем продолжить свои умозаключения. — Именно поэтому ты всегда мне глазки строила?
— Да у меня глаз дергался от переизбытка работы! — не выдержав и ошарашенно воскликнув, я ладонью оттолкнула от себя мужчину.
— Ночами у моего кабинета сидела, словно чего-то выжидая! — продолжал свои гениальные аргументы тот, не унимаясь. Теперь его нос зарылся в мои волосы, пока пятерней он накручивал кудряшки на пальцы.
— Вы мне спать не давали, заваливая работой! — получил он тут же контраргумент.
— Всегда такая накрашенная, с причесочкой… — ехидничал он, все выше и выше пробираясь ладонью по моему бедру.
— Да я синяки замазывала, чтобы людей на улице не пугать. — покачав удивленно головой, я вспомнила свои пучки на скорую руку и хохотнула. — Уж простите, что волосы иногда мою. Наверное, в вашем окружении это редкость?