Внутри я разрывалась между двумя вопросами: «Как он меня назвал?» и «Где он меня трогает?». Каждый их них буквально выбивался из привычного общения между мной и Павлом Григорьевичем.

— Ой, а что этот тут у нас? — офонарев окончательно, Астафьев сжал край моей груди ладонью, еще и нос засунул за дверцу, пытаясь ко мне пролезть. — Не надо ничего скрывать от начальства, Сонечка. Мы, кажется, это уже уяснили на примере сумки.

Павел Астафьев был безусловно по-мужски красив: стильная густая шевелюра, умный взгляд, умение стрелять глазками. А еще его стиль соответствовал представлению женского пола об идеальном «самце»: костюм с иголочки, подчеркивающий натренированный стан. Мягкий хриплый голос, который заставляет тебя чувствовать главной на земле… Опытные руки, которые знают, что и где надо погладить, дабы дама капитулировала…

И я бы обязательно прямо сейчас стала одной из «развесивших уши», но слишком свежи были в памяти его бесконечные гулянки и после слезы девушек, которые всегда надеялись на большее.

Так что откинув приятное томление внизу с живота, я отряхнула голову и холодно отрезала раз и навсегда:

— Павел Григорьевич, а это где-то в договоре прописано?

Он замер в недоумении, судя по голосу — нахмурился:

— Ты о чем это, солнце мое?

— О том, — с писком я все же оторвала грудь от дерева и прикрыла рукой, не давая боссу к себе прикасаться, — что, если секретарша ваша теряет миллион долларов, она обязана теперь с вами сексом заниматься.

— А? — Астафьев прямо по струнке выровнялся, нависая скалой. Благо, нас все еще дверца шкафа разделяла, и я от его злости в обмороки не падала.

— Ну, трахаться обязательно? — так же беспардонно спросила, как и он со мной обращался. — Вы мне пункт в договоре покажите, пожалуйста. Если он есть, то… Что поделать? Придется!

Настроение в комнате резко поменялось, а голос Астафьева звенел сталью и холодом:

— Я никого никогда не принуждал, Симонова. И не надо мне тут рассказывать, что ты против. Я все вижу прекрасно, меня не обмануть.

— Возможно, Павел Григорьевич, — не стала лгать я, окончательно залезая в шкаф с ногами и оставляя только маленькую щелочку света, чтобы воздух поступал. — Но я все же человек, а не животное. И решение: будет что-то или нет — принимает мозг.

— И, — настойчиво и грубо рявкнул мужчина, — что мозг говорит?

— Что очередной я не стану, — без капли стеснения заявила я, не собираясь вдаваться в подробности. Мы оба знали, о чем идет речь. О любви босса к девочкам легенды слонялись по офису. — Так что лучше ни с кем, чем с вами.

Он ничего не ответил, просто пошагал к выходу. Дверь была захлопнута с таким грохотом, что зеркало с соседней стены упало на землю. Судя по звукам — чудом осталось целым. Но не успела я выдохнуть, как тот вернулся, скупо бросив:

— У тебя тридцать минут. Жду тебя в кабинете.

8. Часть 8

Дав себе пять минут спокойствия, я насладилась тишиной. В моменте было полное ощущение, мол все, как всегда. Но внутри я прекрасно понимала, что как раньше больше никогда не будет.

«Что меня ждет?», — снова и снова возникал один и тот же простой вопрос.

Лучше или хуже — никто предсказать не мог. Одно лишь я знала точно.

— Пора выбираться из шкафа и налаживать свою жизнь! — бойко воскликнула и быстро выбежала.

Была надежда, что босс за мной не подглядывает. По крайней мере, после нашего напряженного расставания. Не может же он, как какой-то маньяк, двадцать четыре часа в сутки за женщиной сталкерить!.. Или может?

В любом случае, ничего «запретного» я начальнику не показала. Быстро натянула на себя белую наглаженную рубашку. Бросив краткий взгляд на брюки — решила их оставить, потому как рубашка по длине сровнялась с моим приличным офисным платьем.