— Есть хочешь? — вдруг спросил Астафьев будничным тоном. — Мы тут ресторанчик один будем проезжать… С меня там денег не берут.

С ужасом глядя на мужчину, я удивленно выдохнула сквозь зубы:

— Нет. Благодарю.

«Да после такого стресса я неделю ничего съесть не смогу!», — рычала я про себя, с трудом сдерживаясь.

На светофоре босс вдруг посмотрел на меня оценивающе и пришел к «очевидным» выводам:

— О, я понял! Ты какая-нибудь веганша, да? Чтобы такая фигура была, надо небось одну траву жевать. Я вас, женщин, знаю.

Глядя в пассажирское окно, я закатила глаза. Но начальнику ответила деланно вежливо:

— Не поверите. Я все ем, даже фастфуд.

«С такими нагрузками, как у меня на работе, можно три раза в день крылышки в кляре есть и еще поверх похудеешь!», — возмущался внутренний голос.

Мужчина ничего не ответил, а через десять минут мы вдруг зарулили на парковку одной известной бургерной. Астафьев сам сходил, великодушно на время отсутствия приковав меня наручниками к своей драгоценной машине.

— Не переживаете, что я — злостная преступница — найду способ ее угнать? — невинно поморгав, с улыбочкой уточнила.

— Не переживаю, солнышко, — в тон мне ответил босс, прежде чем захлопнуть дверь. — Такую машину сложно куда-то деть. Она вся в маячках.

А вернулся он уже с кучей пакетов. Судя по чеку, прикрепленному степлером поверх упаковки, я поняла, что этот уникум взял каждую позицию из меню!

— Ешь, — приказал он жестко и отчасти грубо, продолжая свой путь. — Мне твои обмороки новые не кстати.

Фыркнув, я демонстративно переставила пакетики на заднее видение. Астафьев от злости чуть руль руками не раскрошил, то чернея, то краснея.

— Не буду, — миролюбиво откликнулась я, подергав рукой с наручниками. — А то вы потом меня в ограблении бургерной обвините. Нет уж. Из ваших рук я больше ничего брать не буду.

— Вот как… — жесткий рык мужчины заставил вздрогнуть, но лицо я-таки выдержала каменным.

— Более того, — не унималась, — как только вы свое богатство найдете — я увольняюсь.

Астафьев ничего не ответил. Я было решила, что наш разговор закрыт, как спустя полчаса он продолжил:

— У тебя же мама больная.

— Вот именно, — наши взгляды с боссом скрестились. Он буквально давил на меня ментально, сканировал рентгеном! Его сжатые зубы и вытянутая челюсть производили неизгладимое впечатление. Хотелось прямо на ходу из машины выпрыгнуть. Но я не сдавалась. Сглотнула ком и все же закончила мысль:

— Найду себе спокойную работу, чтобы не было риска «потерять» миллион долларов. Мамочка здоровее будет.

Астафьев скривился, как от лимона. Весь остаток пути он молчал, но атмосфера в авто царила, мягко скажем, недружелюбная. Изредка на меня бросались раздраженные гневные взгляды. Почему-то часто на голые коленки. Чем они так не угодили Павлу, оставалось лишь догадываться.

На какое-то время я даже успокоилась, а потом мы въехали на территорию закрытого поселка. Стоит ли говорить, что Астафьев жил не в сталинке? Разбитое озеро, высаженный парк, новомодные аллеи — все это было ерундой по сравнению с огромными, дорогостоящими домами.

Когда Павел Григорьевич припарковался около самого роскошного дома, я присвистнула:

— Говорите, денежек у вас больше нет?

— Это — память, — кратко, сквозь зубы отмахнулся он, заезжая на подземную парковку.

Тут же к нам подбежали пять девочек. Кто-то чай предложил, кто-то одежду подхватил, кто-то документы дал на подпись. В этом цветнике я чувствовала себя, мягко скажем, неуютно.

— Дамы, — без стыда и совести Астафьев прямо перед их глазами отстегнул наручники и толкнул меня вперед, — Это — Сонечка. Вы уж ее разместите, как царицу.