— Ты…ты о чем? — посмотрела на него внимательно, не сразу осознав, что он имел в виду.

— Первый раз ведь для девочек особенный, — он продолжал улыбаться, поглаживая меня по лицу, а я даже не сразу нашлась что ответить.

— С чего ты взял, что у меня это будет в первый раз? — произнесла, когда вернула себе способность говорить.

— А разве нет? — он нахмурился, улыбка в миг сошла с его помрачневшего лица и так обидно стало, так мерзко. Я смотрела, на него, наблюдая за тем, как сменяются эмоции на его лице, как сильно он стискивает зубы, как дергается кадык и пульсирует жилка на шее.

— Нет, я не девственница, — практически выкрикнула ему в лицо, изучая его реакцию, а он смотрел на меня, не шевелясь даже, сверля взглядом, вот-вот дыру просверлит и молчал. — Что, такая уже не нравлюсь? Порченная? Не хочется больше? Тебе только чистеньких подавай, нетронутых? — мне бы заткнуться, а я не могла, потому что обида взяла верх, потому что я в очередной раз почувствовала себя грязной и никому не нужной. Все правильно, не заслужила, ты ничего не заслужила, Мира, ничего хорошего. И вот оно очередной доказательство. — Уйди, — схватила его за плечи, в попытке оттолкнуть, чтобы не смотрел так, не прожигал своим осуждающим взглядом.

— Мир.

— Уйди, я сказала, — снова толкнула и зажмурилась, чтобы не видеть его больше, чтобы не чувствовать, не вспоминать его шепот, его поцелуи. Потому что не я ему нужна была, а маленькая чистенькая девочка, чтобы все ему, чтобы он сам. А не вышло, девочка оказалась порченой, а подарочек до него уже вскрыли. Пусть уходит, пусть оставит меня в покое.

— Дурочка, я же…я же думал, я…

— Что ты, что ты думал? Что первый будешь? Что…

— Блядь…

Он резко соскочил с кровати и прежде, чем я успела вообще хоть что-то осознать, схватил меня резко и дернул к краю кровати, а сам…господи…да нет, нет же…

— Ты что, нет, ты…— я заерзала на кровати, дернулась, сдвигая оказавшиеся раздвинутыми бедра.

— Тшшш, — приказал коротко и надавил на мой живот, пригвождая к кровати. А дальше я уже плохо соображала, потому что невозможно соображать, когда с тобой делают ТАКОЕ. Когда горячий язык касается самого сокровенного, когда каждое движение заставляет тебя выгибаться и кусать губы, чтобы не закричать от удовольствия. — Леша, Лешенька, Леша… — шептала бессвязно, зарываясь пальцами в его шевелюру, пока мужчина доводил меня до бессознательного состояния, пока его губы жалили поцелуями, пока язык то проникал глубже, то скользил вдоль губ, задерживаясь на самой чувствительно точке, лаская, надавливая и заставляя меня выгибаться и стонать практически в голос. И я сдалась, просто сдалась забыв о стыде, забыв о больнице, о своей недавней обиде, позволила себе расслабиться, взять все, что мог мне дать этот мужчина и взорвалась, разлетевшись на миллиард мельчайших осколков, когда, что-то сдавленно простонав, Леша усилил напор, впился губами в мою промежность и ударил несколько раз языком по клитору. Меня трясло еще несколько долгих секунду, никогда, ни разу ничего подобного не испытывала, ни разу еще не было так остро, так оглушающе хорошо.

— Охрененная ты девочка, Мира, — услышала, когда в ушах перестало звенеть и, открыв глаза, увидела перед собой нависающего надо мной Лешу.

— Я…

Он не дал мне договорить, просто нагнулся и поцеловал, снова, делясь со мной моим же вкусом, снова распаляя и вызывая желание. Господи, я ведь только что…разве так бывает?

Узнать бывает или мне не дали. Громкая мелодия эхом разнеслась по комнате, Леша, выругавшись, отстранился, и потянулся к карману за телефоном.