Ростислав успел об этом забыть за те два с половиной года, что они не виделись. Не воспользовался паузой, воскликнул возмущенно:
– Что признать, отцовство? Стелла, о чем ты говоришь? Это же просто смешно. Это нереально.
– Почему? – чужим голосом отозвалась она.
– Да потому, черт возьми, что будет экспертиза. И не одна. И обнаружится факт моего обмана. Под суд пойдем вместе.
И сразу промелькнуло, что скандальные процессы ему сейчас ой как не нужны. Они с Заботиным готовят захват земель, которые Зайцев никак не желает отдавать. Ничего, отдаст! Непременно отдаст, иначе втянется в такую неприятную историю, что не отмоется никогда. Компромат уже готов и ждет своего часа.
Да, будет борьба, но дело того стоит. Он к этому долго шел, долго готовился.
И что теперь? Отступить? Перед Зайцевым, перед этим быком, у которого он в далекой юности увел девчонку? Он ведь вспомнил. Все вспомнил. И как Зайцев его потом унижал перед своими дружками. Как бил. Как в грязь на колени ставил. Он все вспомнил и ни за что не отступит. То, что предлагала сейчас Стелла, не лезло ни в какие ворота. Просто шло вразрез с его планами.
Два скандала ему точно не потянуть. И оба такого уровня!
– Хочешь сказать, что из-за каких-то там делишек с главой ты мне не поможешь? – воскликнула Стелла, когда он ей все это изложил.
– Не могу я пойти на подлог в самый разгар войны с ним, пойми, малышка. – Ростислав попытался ее обнять, но она резко вырвалась. – Нашу с тобой ложь он использует как козырь. Он опрокинет меня на обе лопатки, если узнает, что я затеял судебную возню с дядей из-за океана. Причем возню заведомо проигрышную.
– Яковлев, а ты скотина, – изрекла Стелла, как будто зачитала диагноз. – Ты отказываешь мне? Ты, единственный человек, на чью помощь я так надеялась, отказываешь! Просто из-за того, что это может не пойти на пользу твоему бизнесу? Ну и скотина.
– Малыш, малыш, погоди! – Он поймал ее руки, шарившие по дверной обшивке в поисках ручки. – Давай все обсудим. Все обдумаем. Если нельзя решить законно, давай найдем другие пути. В обход! Мы можем дать твоему ребенку другие имя, фамилию. Можем документально оформить ему других родителей. Ты уедешь с ним, спрячешься. А когда шум стихнет, года через два-три, отыграем все назад.
– Здорово! Просто класс! Пытаешься снова на пару лет куда-нибудь меня спихнуть, чтобы я не путалась под ногами? Не досаждала своим присутствием, своими просьбами… Ты хоть понимаешь, что происходит, Яковлев? У меня хотят забрать ребенка! Моего ребенка! Которого я родила, выкормила. Ты понимаешь, что такое лишиться ребенка?
Она впервые так кричала. Впервые за всю историю их отношений. В темноте машины ее лицо казалось белым пятном с черной дырой рта, из которой на него сыпались упреки. Она вспомнила все! Все до перепутанных много лет назад подарков. Он тогда купил Светке на Восьмое марта золотые часы, а Стелле – духи. Французские, между прочим, тоже не копеечные. Полез в пакет и по ошибке достал не ту коробку. Потом, сконфуженно улыбаясь, забрал у нее коробку с часами и вручил другую. Стелла улыбнулась, сказала, что все нормально, что она не обиделась.
А оказалось что? Что и обиделась, и нормально не было ничего, и она такая же, как и все другие, алчная, злопамятная стерва.
– Господи, как же я устал-то от вас от всех! – выпалил он неосторожно.
И тут же получил по лицу. У него, если честно, в глазах потемнело от неожиданной боли. Щелкнул дверной замок, потянуло холодом. Стелла выскочила на улицу.
– Сволочь! – крикнула она, съежившись под порывом ветра. – Ничего не изменилось, Яковлев! Ничего! Ты все такая же трусливая сволочь!