Дункан приехала в Москву, одетая в белый атласный жилет с красным кантом и кожаную куртку – этот костюм «а-ля большевик» от Поля Пуаре будет вскоре пользоваться бешеной популярностью. «Захваченная коммунистической идеологией, Айседора Дункан приехала в Москву. Малинововолосая, беспутная и печальная, чистая в мыслях, великодушная сердцем, осмеянная и загрязненная кутилами всех частей света и прозванная «Дунькой», в Москве она открыла школу пластики для пролетарских детей», – напишет о ней художник Юрий Анненков. Ей выделили особняк балерины Александры Балашовой на Пречистенке – по иронии судьбы, в Париже Балашова поселилась в бывшем особняке самой Дункан на Rue de la Pompe. Узнав об этом «обмене», Айседора назвала его «кадрилью».

В этом же особняке Дункан познакомилась с Сергеем Есениным: источники расходятся в описании подробностей того зимнего вечера, соглашаясь лишь в одном: это была странная, страстная, неоднозначная любовь с первого взгляда. Уже через несколько дней Есенин переехал к Айседоре на Пречистенку. Ей было сорок три, а ему – двадцать семь, они общались через переводчика, у них все было разное – культура, воспитание, привычки. Даже любили друг друга они по-разному: Айседора видела в нем скорее сына, чем мужа, а он любил больше ее славу, чем ее саму. Когда Есенин впадал в буйство и истерики, она терпеливо выносила его брань и побои – так же, как потом его раскаяние и нежность. Многочисленные друзья Есенина беззастенчиво жили за ее счет, ее же во всеуслышание поливая грязью. Злые языки без устали проходились на их счет: частушка «Куда Есенина понес аэроплан? В Афины древние, к развалинам Дункан» была одной из самых безобидных. А она, впервые за несколько лет, была счастлива – страсть Есенина дарила ей новую молодость, новые надежды. Много лет спустя она напишет, что три года в России были счастливейшими в ее жизни.

Есенин обожал ее танцы – особенно с длинным красным шарфом, – называл Айседору «добрейшей душой», преклонялся перед ее образованностью и мировой славой – но при этом то пытался сбежать от нее, то устраивал бешеные сцены ревности. «У меня была страсть, большая страсть. Это длилось целый год», – признавался он в письме. Айседоре посвящено одно из самых знаменитых его стихов: «Сыпь, гармоника! Скука… Скука…», заканчивающееся пронзительным «Дорогая, я плачу, прости… прости…». К ней же обращены некоторые строфы его поэмы «Черный человек»: «И какую-то женщину,/ сорока с лишним лет,/ Называл скверной девочкой и своею милою».

Весной 1922 года Айседора решила провезти Есенина по миру – ей нужны были деньги, ему новые впечатления. Опасаясь бюрократических проблем, 2 мая 1922 года они поженились: в браке оба взяли себе фамилию Есенины-Дункан, а Айседора убавила себе в брачном свидетельстве несколько лет. Сбылось предсказание: она, всю жизнь боровшаяся за собственную свободу, в сорок пять лет вышла замуж.

Они побывали в Германии (где им пришлось повторить церемонию бракосочетания – советские документы не признавались в Европе), Франции, США. Есенин, переживавший, что его – великого поэта – воспринимают лишь как «молодого мужа знаменитости», очень нервничал, сильно пил, устраивал скандалы. Выступления Айседоры не имели успеха – американцы не разделяли ее симпатий к «коммунистической заразе». Публика была разгневана тем, что во время выступления Айседора пела «Интернационал» и призывно размахивала со сцены красным шарфом. В Индианаполисе мэр города заявил, что Айседора может быть арестована за свое поведение на сцене и за свой сценический костюм. К тому же Есенин все время ввергал ее в новые траты – новые костюмы, разбитые витрины, ужины для его друзей. А он презрительно писал: «Изидора прекраснейшая женщина, но врет не хуже Ваньки. Все ее банки и замки, о которых она нам пела в России, – вздор. Сидим без копеечки».