– Видеть тебя не хочу! Выйди из комнаты!

Лепёшка стукнулась о грудь раба и упала на пол. Он никак не отреагировал, а мне тотчас же стало нестерпимо стыдно от своего поведения. Оно было капризным, гадким и… недостойным. Покраснев от стыда, я всё же подобрала лепёшку с пола и выбежала на террасу. Наверняка лепёшка была бесподобной, но мне она казалась солоновато-горькой из-за слёз, струившихся по щекам. От влаги слёз начало припекать зашитую рану. Я смахнула слёзы рукой, но лишь растёрла их.

– Не плачь и не три слёзы – сделаешь только хуже. Может остаться большой шрам, – раздался низкий голос.

Раб никуда не ушёл. Он стоял за моей спиной.

– Ну и пусть! Всё равно лицо изуродовано.

– Нет, через некоторое время твоя красота затмит собой весь остальной мир.

– Я не спрашивала у раба мнения. Уходи! Это приказ.

– Я не слышал ни одного приказа. Только вопли капризной девчонки.

Я встала обернувшись. На этот раз его спокойный вид остудил мой пыл, напомнив слова Диокле́са о неподобающем поведении. И постаралась придать своему голосу нужное выражение, вспоминая, как обращался к слугам и рабам мой отец: с должным нажимом, чтобы дать понять, кто хозяин, но без лишнего унижения, неприятного любому человеку, даже рабу.

– Как тебя зовут, раб?

– Раб.

– Нет, твоё настоящее имя. Вот тебе мой первый приказ, раб. Назови своё настоящее имя, – как можно спокойнее произнесла я.

Мужчина помолчал, словно раздумывая, стоит подчиняться или нет. Поразительно! Как я буду управляться с этим рабом, если даже такой приказ он обдумывает, прежде чем выполнить.

– Инса́р, – наконец, произносит он.

– И что означает твоё имя, Инса́р?

– «Тот, кто побеждает».

– Хорошее имя для воина.

– Очень разумное замечание для столь маленькой госпожи.

В глубине зрачков промелькнули искры, словно его веселит происходящее. Промелькнули – и погасли.

– Меня хорошо обучают, Инса́р. А тебя, видимо, нет, потому что я не разрешала тебе входить на террасу. Оставь меня. Займи своё место и… охраняй мои покои. Не впускай никого без моего на то разрешения.

Раб молча склоняет голову и уходит, сочтя тон приказа достаточным.

После того как место Диокле́са занял другой учитель, сам отец начал больше времени проводить со мной. В основном это всё было частью непрекращающегося обучения. Иногда оно заключалось в том, чтобы просто присутствовать при разборе тяжб или некоторых вопросов, связанных с управлением городом. Не всё мне было понятно, порой – просто скучно. Но я всё же старалась изо всех сил вникать.

Отец хоть и не подавал виду, но всё же пытался как-то сгладить острые углы. Он подарил мне диковинную лошадь, привезённую из далёких земель. О таких лошадях раскрашенных в чёрную и белую полоску мне рассказывал Диокле́с, но видеть её вживую, касаться тёплой, короткой шерсти – совсем другое дело. Я постоянно крутилась вокруг неё, и мне очень хотелось прокатиться на ней верхом.

Но рядом за мной постоянной тенью следовал новый раб, Инсар, вставляющий иногда замечания о том, чего не следовало бы делать во имя безопасности. Да, я хотела относиться к нему подобающим образом. Но отчего-то от одного вида его массивной фигуры, следующей за мной по пятам, от этого непонятного взгляда цвета золота мне хотелось ёрничать и выказывать дурной нрав. Я часто давала ему поручения, неподобающие его статусу, и оттого испытывала злорадное удовольствие.

Так, в очередной день, я отослала Инсара, чтобы он принёс с кухни кувшин с прохладительным кисловатым напитком. И едва раб скрылся в заданном направлении, вошла в загон с лошадью, чтобы оседлать её. Вопреки всем предупреждениям мне удалось это сделать довольно легко. И я даже взобралась верхом, понукая лошадку. Она смирно вышла из загона и степенно прошлась по внутреннему двору. А затем вдруг взбрыкнула и понесла на полной скорости прочь. Я пыталась усмирить взбесившееся животное – всё было тщетно.