Шепчутся и радостно дрожат.

Я хотел бы подойти, вмешаться,

Я б не тронул их и не задел,

но нельзя, они тотчас лишатся

Этих вот своих эфирных тел.

Можно прикоснуться только слухом,

К эльфовой игре их языка.

Если я когда-то стану духом.

Вспомню: вечность дьявольски хрупка.

Бывает, что весною ранней,

Глядим, никак не разберём —

От чьих невидимых стараний

Повсюду тянет ноябрем.

Окоченевшие деревья,

Скукожившийся скромно пруд,

Испугано дымит деревня,

Показывая – здесь живут.

Всё заново готово к снегу,

Опять пойдут колоть свиней,

Жизнь бросила свою телегу

И ждёт решительно саней.

Полководец стоит перед строем, расставив ноги,

Позади легион с частоколом копий,

Уходит сквозь виноградник изгиб дороги,

Армия на краю земли, но еще в Европе.

Осень в Греции, дымы в ореховой роще,

Командует армией Луций Корнелий Сулла,

Война идет давно и почти наощупь,

Ситуация как будто уснула.

Спускается с горки разболтанная телега,

Центурион на козлах, и следом легионеры

Все задыхаются будто от длинного бега,

И говорят так, будто ни к черту нервы.

На телеге что-то лежит под рогожей,

Полководец молча велит: снимите!

Они подчинились. На что это все похоже?!

Такое увидишь разве что лишь в Аиде.

Пронзенная туша в грязной шерсти козлиной

Огромные ноздри набиты блеющим звуком,

Он жалобно реет над дымной долиной,

Солдаты застыли растерянным полукругом.

Для всех это зрелище и отвратно и странно,

Только Сулла спокоен и говорит с ухмылкой:

«Да вы умельцы подкараулили самого Пана,

И закололи его как котлету вилкой».

Пан лежал, подрагивая мокрым боком

И все заходился в тоскливом плаче.

«Грекам конец, мы справились с их богом,

Просто прикончили к чертям собачьим!»

А все же врубелевский Демон

Так ненормально угловат,

Сидит, соображает – где он?

Кто он? и в чем он виноват?

Когда из фирмы Аполлона

Поступит на меня запрос,

Я вырвусь резво из полона

Всех бытовых метаморфоз.

Не видя правил и условий,

Шатаясь словно бы в бреду,

Ловя себя на каждом слове,

Куда-то молча побреду.

И в строфы составляя строчки,

Ликуя и впадая в блажь,

Все время доходя до точки,

Грызть буду теплый карандаш.

Весь от восторга цепенея,

Таращась яростно во тьму,

Открою истину в вине я,

И что-то страшное пойму.

А утром нервный, но тверёзый,

Склонясь над бездною стиха,

Скажу себе презренной прозой,

Какая, Боже, чепуха!

И чистый лист теперь уже не чист,

Не то чтобы совсем как трубочист,

Но все же с неким письменным изъяном.

Всего лишь две строфы каких-то слов,

И предназначенных никак не для ослов,

Не нужных убеждённым или пьяным.

Слова простые, Господи прости,

Их меньше ста и больше тридцати,

Про путешествие долиной смертной тени.

Хватило мне лишь одного листа,

Слов больше тридцати, но меньше ста,

Объем всех подлинных стихотворений.

Едем на ярмарку, едем,

От предвкушений горим,

Будущим, будущим бредим,

Ждет как никак Третий Рим.

Молоды мы, боевиты,

Все нам еще по зубам,

Славой пока не увиты,

Завистью не убиты.

Едем мы с ярмарки, едем,

Давней обидой горим,

Старыми дрязгами бредим,

Прошлое благодарим.

Старые, старые кони,

Да, мы не портим борозд,

Злато наград на попоне,

Главное, что не пони.

Пишите, так пиши́те,

Пашете, так паши́те,

Я вас спрошу не со зла:

Где и когда подскажите

Ярмарка наша прошла?!

Афиногенова Ольга Николаевна, родилась в 1975 в г. Балашиха Московской области, живет в Москве. По образованию историк-византинист, кандидат исторических наук, по профессии редактор научно-исторической литературы. Работает в Церковно-научном центре «Православная энциклопедия» (Москва) и преподает в Московской духовной Академии (Сергиев Посад). Пишет стихи и прозу. Публиковалась в журналах «Сетевая поэзия», «Плавучий мост», в поэтической антологии «Форма огня», в альманахе «Квадрига Аполлона», «Кольцо-А». Участник Совещания молодых писателей Москвы (Семинар прозы. 2014 г.). Член Союза писателей Москвы.