чтобы не было больше совсем
ничего, ничего, ничего.
Подстригает стога под горшок
ветер, лишку хватив по пути.
В Емишёво дорога, дружок,
стала жижей, и нам не пройти.
Только сразу заплывший чертёж
сапогом на раскисшем песке…
Только тянущий жилы галдёж
журавлей в предотлётной тоске!
…Всё отдать за понюх табаку
– землю, волю, судьбу и фиту,
и лежать на печи на боку
с кочерыжкою зайчьей во рту.
4
С. Стратановскому
В край киреевских серых зарниц,
под шатёр карамазовских сосен,
где Алёша, поверженный ниц,
возмужал, когда умер Амвросий,
исцелявший сердца на крыльце,
ибо каждое чем-то блазнится,
куда Лев Николаич в конце
то раздумает, то постучится, —
я приехал в октябрьскую мгу
посидеть наподобье калеки
у руин и никак не могу
приподнять задубевшие веки.
…Надо встать, да пойти, да купить
настоящей отравы бутылку,
карамельки какой закусить,
чтобы стало лицу и затылку
сразу весело, жарко. А то
в шарф упрятать простывшую выю.
Всё я думаю: братья!
За что
изувечили нашу Россию?
5
Небо рыхлое тёмное,
точно ямы во льду.
Даль земная огромная,
вся она на виду.
От рябины с оскоминой
лает рыжий трезор.
Путник в ризе заплёванной
входит в оптинский бор.
Страстотерпцу мерещится
вразумлённая Русь.
В старке ивовой плещется
подмерзающий гусь.
Птица глупая серая,
в Палестину лети,
где кончаются, веруя,
человечьи пути.
Там, где самая строгая
служба ночью и днём,
– Ждите нашего Гоголя! —
крикни с лёта в проём.
6
В лжеучении Толстого
есть над чем всплакнуть,
от Козельска до Белёва
коротая путь
с тенью оптинского бора,
где одно в одно:
ребятни патлатой свора,
ругань да вино.
Ужас вместо русской чести
побелил кулак —
только вспомнил шелест жести,
храмин сбитый праг
и ломоть, подобный глине,
из которой плоть…
Сколько зла в своей святыне
попустил Господь!
7
Наметало кленовых стожков
с веток, свищущих, как кнутовища.
Коля Воронов. Регент Машков.
По соседству кресты и жилища.
С благовестом милеет лицо
за оградой юродки счастливой.
В стороне заросло озерцо
камышами с каурою гривой.
…Перелётная утка крылом
расплескала осеннюю старку.
Но когда б я сидел за столом,
мне хватило б на целую чарку,
что наполнена по ободок
на расшитом крестом полотенце…
Я бы, выпив её за глоток,
помянул старика и младенца!
8. Покров день
Каурым перелеском сшитое,
жнивьём ершащееся поле.
Знать, подмосковье самовитое
печётся о своём престоле.
Покров с надвратными иконами
зарю встречает властным звоном,
плывущим над погостом с клёнами,
и мне б хотелось на котором
однажды лечь под свежей пахотой,
пока её не смёрзлась проба,
чтобы у паперти распахнутой
стояла твёрдо крышка гроба.
…Но идущим путями скользкими
невместно и мечтать об этом.
Не стоит кладбища Никольского
не брезгающий белым светом.
За верную измену родине
взамен широких листьев с веток
ему махровых черносотенных
на крест навешают виньеток.
14 октября
II
…Удушает прах летучий
Б.
1
Это – когда опять без угла,
а дело вовсю к зиме.
Электричка клацнула и ушла,
нас утопив во тьме.
Ещё в пути человек простой
всё угостить хотел,
да я в ответ мотнул головой:
не буду, дескать, – говел.
На полустанке ледок и слизь.
Пришлось его довести:
– А ну, браток, на скамью садись,
а я побежал, прости.
…По чёрным путям к любимой своей,
где её отец-инвалид
из суток в сутки на койке спит,
где венчик газа всю ночь горит,
но стоек сквозняк с полей.
28 октября
2
Первый снежок завсегда служил
ссыльному для охот.
Наливки няниной заложил,
вскочил в седло и – вперёд.
Под небом дымчатым с бирюзой
лицейский аллюр…
А тут
скорее сам бежишь от борзой,
слыша спиной: ату!
Не разбирая, где топь, где мрежь,
где лес, а где городская муть.