«отцвели ночные одуваны…»
отцвели ночные одуваны
испустили свой пушистый дух
разбежались в небе тараканы
я успел увидеть только двух
расцвела сирень в моём садочке
у сирени чёрные глаза
я бы с ней дошёл до самой точки
но Конфуций вовремя сказал
как пройти до Старого Арбата
если сам ты молодой Арбат
молодость ни в чём не виновата
да и ты ни в чём не виноват
«слишком долго слишком сложно слишком высоко…»
слишком долго слишком сложно слишком высоко
закипает летний дождик словно молоко
по сиреневым бульварам рядовой Москвы
едут разные романы разных духовых
утлый ослик лопоухий как троллейбамбас
пересказывает слухи в образах гримас
вот и Пушкина убрали кто теперь поэт
на Тверском стоял бульваре
а теперь уж нет
всё закончится однажды Пушкин и Москва
все закончатся однажды важные слова
пусть скорее закипает дерзкий летний дождь
каплет каплет заливает молодую дрожь
«так широко так тяжко так телесно…»
так широко так тяжко так телесно
шагает дождь по свежей мостовой
так грузно переваливает чресла
над Пушкина железной головой
то в западных шагнёт микрорайонах
то на восток наступит не спеша
и прячутся в подъездах на балконах
собравшиеся выпить кореша
стекает в хлам побелка и известка
плывут куда-то письма и зонты
но нам-то что мы сделаны из воска
а гибнут только люди и цветы
«зебра стоит в переходе метро…»
зебра стоит в переходе метро
в джинсовой коже и пьяном пальто
с мятым блокнотом в кармане
плавающем в стакане
а у Тверской полосатая жизнь
точит бульдозер о землю ножи
есть ли душа у асфальта
или одна только смальта
выпрямись в голос подобьем ножа
и из убитой Москвы не спеша
выведи женщин и прочих
ангелов чернорабочих
«самолёты летают у самой Москвы…»
самолёты летают у самой Москвы
бесконвойные птахи
свищут ножницы крыльев поверх головы
словно дрыхнешь на плахе
замирает в ушах самолётовый гул
в небе рваная стрелка
самолёты ведь тоже уходят в загул
с бодуна с опохмелки
самолёт пролетит или вспыхнет звезда
мир почти обитаем
это ночь выбирает свои невода
в подмосковном китае
«в августе Москва живёт…»
в августе Москва живёт
от народа отдыхает
в августе Москва жуёт
запоздавшие трамваи
сыплет звёздами в ночи
самолётами взлетает
новой плиткою стучит
от жары случайной тает
что осталось от Москвы
лишь трамваи да поэты
липы выше головы
беззаконные кометы
«сумка версаче драная неживая…»
сумка версаче драная неживая
кожзаменитель синий куда-то едет
старость приходит скользкая ножевая
косо глядят попутчики и соседи
сколько ни копишь сумок а старость близко
видишь вокруг таджики в метро узбеки
дом электричка маршрутка всё зона риска
внуки несут на свалки библиотеки
драная сумка версаче где твоё жало
если кругом снега облака медведи
жизнь из тебя как молоко сбежала
лишь оболочка дальше куда-то едет
«Царицына глаза зелёные…»
Царицына глаза зелёные
как дирижабли надо мной
глядят печальные влюблённые
я взгляд их чувствую спиной
в них день и ночь переливаются
как марсианские пруды
дворцы картонные качаются
как две упавшие звезды
глаза зелёные коварные
Баженовские небеса
а мимо поезда товарные
былых любимых голоса
«по листопаду листопаду…»
по листопаду листопаду
скользящих букв неровный почерк
косые тени за ограду
ложатся линиями строчек
и над расплакавшимся прудом
руками всплёскивает птица
стать ветром осенью не трудно
срывая умершие лица
я всех друзей похоронивший
за их опасную заботу
стихи раздариваю нищим
как анекдоты
«на зонтиках свет клином не сошёлся…»
на зонтиках свет клином не сошёлся
моцарствуй дождь бетховенствуй вивальдь
ты как чайковский по воде прошёлся
и пахнет прелым нотная тетрадь
шум тишины басит на обе уши
скрипичный знак мерещится в окне