– Я хотела увидеть…

– Увидеть что?

– Пески. Море. Сначала я прошла по вашему городу, я хотела увидеть…

– Ну что ж. Ничего плохого в этом нет.

Они поднялись на другую галерею, и у нее закружилась голова от высоты. Между стрельчатыми арками, крича, кружили морские птицы. Последний коридор вывел их к поднятым воротам, под ногами загремело железо, из которого делают мечи, а потом начался мост. От башни к городу между небом и морем они шли молча, а ветер толкал их вправо – все время вправо. Ролери окоченела и совсем обессилела от высоты, от необычности всего, что ее окружало, от того, что рядом с ней идет этот темный лжечеловек.

Когда они вошли в городские ворота, он внезапно сказал:

– Я больше не буду говорить в твоих мыслях. Тогда у меня не было выбора.

– Когда ты велел мне бежать… – начала она и запнулась, потому что толком не понимала, что он имеет в виду и что, собственно, произошло там, на песках.

– Я думал, ты кто-то из наших, – сказал он словно с досадой, но тут же справился с собой. – Не мог же я стоять и смотреть, как ты утонешь. Пусть и не по собственной вине. Но не бойся. Больше я этого делать не буду, и никакой власти я над тобой не приобрел, что бы ни говорили тебе ваши Старейшины. А потому иди: ты вольна, как ветер, и сохранила свое невежество в полной неприкосновенности.

В его голосе была злость, и Ролери испугалась. Рассердившись на себя за этот страх, она спросила дрожащим, но дерзким голосом:

– А прийти еще раз я тоже вольна?

– Да. Когда захочешь. Могу ли я узнать твое имя, дочь Аскатевара?

– Ролери из Рода Вольда.

– Вольд – твой дед? Твой отец? Он еще жив?

– Вольд замыкает круг в Перестуке Камней, – сказала она надменно, стараясь не уронить своего достоинства.

Почему он говорит с ней так властно? Откуда у дальнерожденного, у лжечеловека без роду и племени, стоящего вне закона, такое суровое величие?

– Передай ему привет от Джакоба Агата альтеррана. Скажи ему, что завтра я приду в Тевар поговорить с ним. Прощай, Ролери!

Он протянул руку в приветствии равных, и, растерявшись, она прижала ладонь к его ладони. Потом повернулась и побежала вверх по крутой улице, вверх по ступенькам, натянув меховой капюшон на лоб и отворачиваясь от дальнерожденных, которые попадались ей навстречу. Ну почему они глядят тебе прямо в лицо, точно мертвецы или рыбы? Животные с теплой кровью и Люди никогда не пялятся в глаза друг другу. Она вышла из ворот, обращенных к холмам, вздохнула с облегчением, быстро поднялась на гребень в гаснущих красных лучах заходящего солнца, спустилась со склона между умирающими деревьями и торопливо пошла по тропе, ведущей в Тевар. За жнивьем сквозь сгустившиеся сумерки мерцали звездочки очагов в шатрах, окружающих еще не достроенный Зимний Город. Она ускорила шаг – скорее туда, к теплу, еде, Людям. Но даже в большом женском шатре ее Рода, стоя на коленях у очага и ужиная похлебкой вместе с остальными женщинами и детьми, она ощущала в своих мыслях что-то странное и чужое. Она сжала правую руку, и ей почудилось, что она хранит в ладони пригоршню мрака… прикосновение его руки.

– Каша совсем остыла! – проворчал он и оттолкнул плетенку, а потом, когда старая Керли покорно взяла ее, чтобы подогреть бхану, мысленно обозвал себя сварливым старым дурнем. Но ведь ни одна из его жен – правда, теперь их всего одна и осталась, – ни одна из его дочерей, ни одна из женщин его Рода не умеет варить бхановую кашу, как ее варила Шакатани. Как она стряпала! И какой молодой была… последняя его молодая жена. Умерла в восточных угодьях, умерла молодой, а он все живет и живет – и вот уже скоро опять наступит лютая Зима.