Когда стало очевидно, что ожидаемый День Ноль откладывается и, вполне возможно, не наступит вовсе, что на чудо рассчитывать не приходится, командор Хендрикс собрал старших, объявил, что состав всех групп меняется, и очень сжато пояснил, почему это должно случиться. Смысл заключался в том, что самые сильные и выносливые мужчины – командор поименно перечислил всех, кого относил к упомянутой категории, – должны принять на себя заботу о женщинах и детях.

– Дело принимает весьма скверный оборот, – добавил он. – Но ведь мы не намерены сидеть и ждать, сложа руки на животе, не так ли?

– Нас очень много, – неуверенно вставил Ланс Хольгерсен. – Если мы двинемся на них всей толпой…

– Как со стариной капралом, не получится, – возразил Оберт, который старшим ни в одной группе не был, но на собраниях присутствовал, фактически узурпировав права вольноопределяющегося советника. – Капрал не хотел в нас стрелять. А эти – хотят. И если я правильно понял, у них какое-то серьезное оружие. Они просто расстреляют нас с безопасного расстояния.

– Что вы предлагаете? – спросил Жерар Леклерк.

– Нужно разделиться, – сказал Оберт, – и рассыпаться по всему доступному пространству так далеко, как только удастся. Тогда и каратели, хочется верить, разделятся и перестанут быть ударной группой. Не будут заводить и взбадривать друг друга. Это умерит их боевой пыл. Они окажутся каждый за себя. А там не все храбрецы и удальцы. И тогда уж… как повезет.

– А если не разделятся? – испытующе спросил Леклерк.

– Это эхайны, – сказал Оберт уверенно. – А мы – легкая добыча. Непременно разделятся.

– Вы уже надавали нам столько неудачных советов, Дирк… – начал было Руссо, но командор Хендрикс жестом прекратил дискуссии.

– Так мы и поступим, – сказал он строго. – Причем не мешкая ни секунды.

– И все же стоило бы собрать вместе всех здоровяков, – набычившись, сказал Хольгерсен. – Мы, по крайней мере, встретили бы карателей как полагается.

– Не стоило бы, – веско промолвил командор. – Здоровяки, как вы говорите, понесут детей и, если потребуется, поддержат женщин. Женщины и дети. Это самое важное. Спасите женщин и детей – и на небесах, если что, вам все простится. Я ведь не говорю ничего нового, не правда ли? А встречать карателей будут самые пожилые, вроде меня. Зато с оружием в руках.

– Хорошая мысль, – зловеще сказал Юбер Дюваль.

– Наглядный социал-дарвинизм, – проворчал Руссо, но спорить не стал.

Зато попытался прекословить Геррит ван Ронкел, доказывая, что сорок два года – вполне почтенный возраст, а здоровяком его можно назвать разве что в насмешку, и вообще он не любит детей, да и к женщинам относится с опаской. Командор Хендрикс оборвал его ропот коротким ледяным взглядом, и тот, более не переча, взял за руку двоих малышей, Лакруа и Рамбо, и отправился собирать свою группу.

– А мне дадут цкунг? – с надеждой спросил Оберт.

– С какой это, позвольте, стати вам вдруг дадут оружие, Дирк? – поразился командор Хендрикс.

– Но ведь я останусь?

– Мне жаль, Дирк, – сказал командор. – Но вы, верно, были невнимательны. Ведь я, кажется, поручил вам группу из десяти человек. – И он терпеливо пустился в перечисление: – Луи Бастид, Жан Мартино, Жанна Мартино, Клэр Монфор, Франц Ниденталь, Аньес Родригес, Лукас Родригес, Хорхе Родригес…

– Командор, здесь какая-то ошибка! – взмолился Оберт. – Уж кто-кто, но я уж точно не подпадаю под определение «здоровяка»! У меня, если вы забыли, нога…

– Давид Россиньоль, Армандо Торрес, – безжалостно закончил командор Хендрикс. – Вы ведь не собираетесь со мной спорить? Дирк, вы отвечаете за этих людей. Уведите их как можно дальше. И, быть может, этим вы их спасете.