Молодая служанка, как всегда, покраснела. Платье ей шло. Впрочем, я не мог удержаться от мысли, каким бледным и вылинявшим смотрелся этот цвет по сравнению с необычайно яркими красками повсюду в Уайтхолле. Но большинство людей могли позволить себе лишь такие одежды.

– Ты прекрасно выглядишь, Джозефина, – сказал я. – Мастер Браун наверняка будет впечатлен.

– Спасибо, сэр. Посмотрите, у меня и туфли новые. – Девушка чуть приподняла платье, чтобы показать квадратные белые туфли из хорошей кожи.

– Просто картинка, – улыбнулся я.

– А платье из лучшей кендальской шерсти, – сообщила Агнесса. – Оно не сносится много лет.

– Куда вы пойдете гулять? – спросил я.

– На луга Линкольнс-Инн. Надеюсь, сегодня погода опять будет хорошей, – ответила Джозефина.

– Небо безоблачное. Но мне уже нужно поторопиться. Агнесса, мне нужна чистая рубашка. – Я распахнул свою робу, показывая следы маленьких ручек, и сокрушенно пояснил: – Мой крестник.

– Ай-ай-ай! Я позову Мартина.

– Я могу принести рубашку из-под пресса, – сказал я, но миссис Броккет уже звала мужа.

Он появился из столовой в переднике – должно быть, чистил серебро, так как от его одежды пахло уксусом.

– Мартин, ты можешь достать мастеру Шардлейку чистую рубашку? – Как всегда, говоря с супругом, Агнесса сменила тон. – Его маленький крестник запачкал ту, что на нем.

Она улыбнулась, но Мартин только кивнул. Он редко смеялся или улыбался. Похоже, этот человек родился без чувства юмора.

Я поднялся к себе в комнату, и через пару минут появился Броккет с чистой рубашкой. Он положил ее на кровать и встал, ожидая.

– Спасибо, Мартин, – сказал я, – но я оденусь сам. Замаранную оставлю на кровати.

Мой слуга всегда хотел во всем помогать мне, и теперь с несколько расстроенным видом поклонился и вышел.

Сменив рубашку, я вышел из спальни и внизу лестницы увидел Джозефину. Она несла кувшин с горячей водой, осторожно держа его перед собой, чтобы он не коснулся ее нового платья. Девушка пронесла его через открытую дверь гостиной в столовую, где Мартин все еще чистил серебро.

– Поставь на стол, – сказал он. – На салфетку.

– Да, мастер Броккет.

Служанка отвернулась, и я увидел, как она бросила в спину Мартина неприязненный взгляд с долей презрения – вроде того, какой я заметил вчера. Это озадачило меня. Конечно, одни лишь холодные манеры Броккета не могли вызвать подобного взгляда от такой доброй души, как Джозефина.

Я оставил Бытие в конюшне и недолгий путь до Линкольнс-Инн прошел пешком. Барак еще не вернулся, но и Скелли, и Николас были заняты за своими столами. Джон встал и принес мне записку. Его глаза за очками в деревянной оправе сверкали любопытством.

– Только что доставили для вас, сэр. Принесла женщина, ухаживающая за мастером Билкнапом.

Я взял записку и сломал печать. На листке было с трудом накорябано:

Я вздохнул – совсем забыл об этом человеке. Но я не мог оставить такую просьбу без внимания и написал ответ, что буду у него после церковной службы. Затем попросил Скелли доставить его, а когда Джон ушел, обратился к Николасу. Сегодня тот был одет скромно – в короткой черной робе в соответствии с правилами. Он протянул мне кипу бумаг:

– Мое изложение основных пунктов по тому делу о передаче собственности.

Я быстро просмотрел листы. Писал он не очень разборчиво, но материал был изложен толково и логически выстроен. Возможно, парень в конце концов взялся за ум. Я взглянул на него – Овертон был шести футов ростом, и мне пришлось задрать голову. Его зеленые глаза смотрели ясно и прямо.