– Я вам предложил особые условия.

– Нам они не нужны”».

Кузя оторвался от экрана.

– И дальше в том же духе. В «карусели» к посту даны несколько фото: вывеска ресторана, полупустой зал, где одна треть столов свободна, широкий холл при гардеробе. Объективности ради замечу: там несколько инвалидных колясок легко поместятся. А первый снимок просто бомба: заплаканная девочка сидит в передвижном кресле. Рядом хмурый паренек, у него лицо в прыщах. И женщина с растерянным лицом. Или с ними кто-то еще был, или Вера попросила прохожего их снять. Завершают публикации хэштеги «Янесдамся», «Моидетиинвалиды», «Праваинвалидовнарушены», «Борюсьзаправаинвалидов». И несколько тысяч гневных комментариев, самые мирные из них: «Вот гады, детей больных не пустили», «Люди, репостните сообщение, пусть никто в «Дробо» не ходит».

– Наверное, управляющий проклял тот день, когда отказал Вере в обслуживании, – вздохнул Николай.

– Он же ей предложил вип-зал, – возразил Кузя, – Вера часто пишет, как ее обижают в магазинах, поликлинике, кино, театре. На мой взгляд, ей нравится разжигать гнев народа.

– Когда целыми днями сидишь дома с тяжелобольными детьми, интернет становится единственной отдушиной, – предположила я, – отвратительно, когда человека не пускают поесть, потому что он выглядит не так, как все.

– Думаю нам надо пойти и посмотреть на Веру, – перевел разговор на другую тему Сеня.

К дому, где жила семья Габузовых, мы пришли втроем: Кирилл, Сеня и я. Николай с командой уехал, Кузя остался у компьютера, а Дегтярев дежурил на телефоне.

Кирилл открыл дверь.

– Вера скорей всего у дочери в спальне, проходите в столовую, я присоединюсь к вам через минуту. Приведу жену.

Мы пошли за Габузовым. Узкий коридор выглядел безлико: ни картин, ни полок с безделушками, ни ковра на полу. И комната, в которой в конце концов мы оказались, была не лучше.

– Чай? Кофе? – спросил хозяин.

– Спасибо, нет, – ответила я.

– Что-то не хочется, – пробормотал Сеня.

Кирилл исчез.

– Странное помещение, – шепнул Собачкин, – пластиковые стулья, такой же стол, шкафы. Ни паласа, ни скатерти, ни занавесок. Даже у нас с Кузей мелкого барахла много в гостиной, типа глобуса-бара и сувениров, а здесь, как в мебельном магазине. Неуютно.

– У Вени аллергия, поэтому тут мебель, с которой можно быстро удалить пыль, – предположила я, – пластик легко протереть. А ковер, как его ни чисти, всегда рассадник всяких микробов.

– Верно, – произнес Кирилл, внезапно появляясь в столовой, – в доме создана максимально комфортная обстановка для мальчика. Леся, входи, не стесняйся.

Послышалось шарканье, я увидела худую девочку, которая хромала на обе ноги.

– Детонька, где твои костыли? – ласково спросил отец.

– В коридоре стоят, – еле слышно ответила дочь.

– Леся, – закричал пронзительный голос, такой резкий, что я вздрогнула, – тебе нельзя ходить без них.

– Вера, не нервничай, – попросил муж, – костыли в коридоре.

– Вижу их, – завопила жена, – я не заставляю постоянно выполнять требования врача, разрешаю иногда отступить от диеты, но без костылей передвигаться опасно.

Я молча смотрела на девочку. Диета? Она ничего не ест? Сколько весит бедняга? Тридцать кило?

– Что вы на меня уставились? – зло буркнула Леся. – Инвалидов не видели? Хромых, убогих? Неполноценных?

Девочка явно вызывала меня на агрессию, и мне стало ее до слез жаль. Тяжелая судьба у ребенка, но надо как-то наладить контакт.

– Кофточка у тебя очень красивая, – вздохнула я, – с вышивкой. Собачки повсюду. Давно о такой мечтаю. Но не розового цвета, мне больше нравится серо-голубой. Где ты такую купила?