– В Русский. К Инессе, – и вздох такой печальный и тоскливый. Неужели я так ей надоел, что и ехать со мной не хочет? Костика предпочитает с его манерной обходительностью? – Пешком было бы быстрее. И мне надо в пекарне купить лимонный пирог к чаю.

– Заедем за пирогом, не переживай. Пристёгивайся.

Уже выруливая на Невский, слышу, что звонит телефон у Ларьки. Инесса отменила встречу, срочно куда-то уехала. Приходится перестраиваться и дворами-переулками выезжать из центра, чтобы отвезти Иларию. В машине по большей части молчим. На мои вопросы Илька отвечает неохотно, сама беседу не развивает, сидит задумчивая. И сонная.

И опять меня в квартиру не пускает. И кофе у неё закончилось, и чая нет, а какао вообще не пьёт. И у соседки злая собачка, не любит посторонних. И я при всём своём обаянии, остаюсь за дверью! Подъездной! Даже в подъезд не впустила, выхватила картину и хлопнула тяжёлой металлической дверью у меня перед носом.

8. Все тот же сбитый ритм

ГЛАВА 8. Илария. Все тот же сбитый ритм

Тяжёлая металлическая дверь громко хлопнула, я аж подпрыгнула и обернулась. За спиной никого. Матвей за мной не пошёл и даже дверь не придержал. Вот ведь гад ползучий! Что не видел, что доводчик на двери уже неделю сломан?! И как я должна теперь подниматься с картиной?! Вот я сейчас кааак развернусь, каааак открою дверь, да кааак рявкну на этого чурбана неотёсанного!

Из всего перечисленного я только и сделала, что развернулась, но не к входной двери, а к лифту. Открывать дверь с картиной в руках было не очень удобно. Ругаться было не особо продуктивно, хоть всё во мне бурлило и смешивалось в пёстрый поток недовольства.

Сам! Сам напрашивался на кофе, согласен был и на чай и даже на какао, а тут на тебе – слился и даже дверь не придержал. Вот и как это называется? Слов не находилось, я пыхтела, как закипающий чайник. Вот-вот крышечку сорвёт. Но дома весь пар ушёл в свисток. Я раскидала туфли по коридору, предварительно аккуратно прислонив картину к стене, и побежала на балкончик, чтоб со своего пятого этажа плюнуть вслед отъезжающей машине.

Но и этого удовольствия я была лишена. Во дворе, облокотившись о капот, Матвей премило общался с какой-то девушкой. Видимо, нашёл другой вариант выпить кофе. Козёл! И как назло, дома яйца закончились, а так я бы ему устроила. Ух, чтобы я бы устроила!

Да собственно и ничего. Развернулась и пошла в квартиру, босой-то прохладно стоять на полу.

До среды я оказалась потеряна для общества. Только необходимость встретиться с Виталием и посмотреть картины заставила выйти из дома. К тому же нужно было доехать до музея и обсудить с Инессой Гавриловной вопросы по портрету.

Иногда моя наставница оказывала мне посильную помощь в работе на Матвея. Советом или предоставляя дорогостоящее оборудование для проведения исследования. В этот раз у меня возникла идея проверить, нет ли на портрете дописок. Ведь могло оказаться, что сам портрет женщины был выполнен в одно время и одним мастером, а детали парюры – проработаны потом. Пришло мне это в голову после изучения дневников, а именно дневника прабабушки клиента. Текст в дневнике был написан по большей части на польском языке, а вот некоторые русские приписки явно позже и как будто другим почерком и на скорую руку.

Собираясь на встречу, хотела нацепить брючный костюм из лёгкого джерси. Удобно и вполне прилично. Но потом резко передумала и зарылась в шкаф. Тёмно-серая мягкая юбка до колена прямого кроя и кипейно — белая блузка, туфли на низком каблучке. Лёгкий макияж и волосы сколола на затылке. С собой кардиган, зонт, куда без него в Питере, и сумочка. Весна, отличная погода и отличное настроение. Я обещала подумать над предложением Виталия поужинать, вот и подумала – надо соглашаться!