Это было такое странное чувство – счастье. Поначалу Анна долго привыкала к нему и не сразу научилась жить с ним. Но это было так давно, что теперь уже и не скажешь, было ли это на самом деле.

– Дай сюда! – крикнула Белинда и кинулась вслед за Лисен, младшей дочерью Дана, которая с визгом спряталась за Анной, сжимая в руке зубную щетку старшей сестры. – Я не разрешаю брать мои вещи! Дай сюда!

– Анна! – Голос Лисен звучал умоляюще, но Анна вытащила ее из-за спины и поставила перед собой.

– Если ты взяла зубную щетку Белинды без разрешения, то немедленно верни.

– Вот так тебе! – воскликнула Белинда.

Анна бросила на нее строгий взгляд.

– А тебе, Белинда, совершенно необязательно гонять сестру по всему дому!

Белинда пожала плечами:

– Кто берет мои вещи, пусть пеняет сам на себя.

– Вот скоро родится братик, – сказала Лисен, – он все твои вещи раздерет!

– Я все равно скоро буду жить отдельно, так что портить он будет твои вещи! – ответила Белинда и высунула язык.

– Послушай, тебе сколько лет – восемнадцать или пять? – проговорила Анна, не в силах сдержать улыбку. – Почему вы так уверены, что будет мальчик?

– Мама говорит, что когда у тетеньки становится такая большая попа, как у тебя, – значит, будет мальчик.

– Цыц! – прикрикнула Белинда, сверкнув глазами на Лисен, которая не совсем поняла, что именно сказала не так. – Извини, – добавила она, обращаясь к Анне.

– Да ничего страшного, – проговорила Анна, улыбаясь, но в глубине души все же почувствовала себя задетой.

Стало быть, бывшая жена Дана считает, что у нее толстая задница. Однако даже такие комментарии, которые, впрочем, не лишены были доли истины, не могли испортить ей настроение. Она, без всяких преувеличений, побывала на самом дне, и дети – вместе с ней. Несмотря на все, что им довелось пережить, Эмма и Адриан стали спокойными и уравновешенными ребятами. Иногда ей с трудом верилось, что все это не сон.

– Ты обещаешь хорошо вести себя при гостях? – спросила мать, глядя на него серьезным взглядом.

Он кивнул. Никогда в жизни ему не пришло бы в голову вести себя плохо – так, чтобы матери стало за него стыдно. Единственное, чего бы ему хотелось, – всегда и во всем угождать ей, чтобы она продолжала любить его.

Зазвенел дверной звонок, и мать резко поднялась.

– Они пришли!

В ее голосе ему послышалось радостное возбуждение – новый оттенок, встревоживший его. Иногда мать преображалась до неузнаваемости после этого мелодичного звука, который сейчас отдавался вибрацией в стенах ее спальни. Но ведь необязательно, чтобы и в этот раз все было именно так.

– Давайте повешу ваше пальто, – донесся из холла голос отца, сопровождаемый неразборчивым бормотанием гостей.

– Иди к ним, я сейчас приду.

Мать махнула ему рукой, и он ощутил запах ее духов. Она присела на пуфик перед туалетным столиком и еще раз проверила, в порядке ли прическа и макияж, с удовольствием разглядывая свое отражение в зеркале. Он замер на пороге, с восторгом глядя на нее. Когда их глаза встретились в зеркале, между ее бровей пролегла недовольная морщинка.

– Разве я не сказала тебе, чтобы ты спускался вниз? – спросила она строго, и он почувствовал, как чернота на мгновение снова сжала его в своих объятиях.

Смущенно опустив голову, он стал спускаться в холл, откуда доносилось гудение голосов. Матери не придется за него краснеть.

При каждом вздохе горло обжигало холодным воздухом. Он обожал это чувство. Все считали, что только сумасшедший может совершать пробежки зимой. Но он предпочитал тренироваться зимой, чем летом в гудящий зной. А в выходные, как сегодня, он пользовался случаем, чтобы пробежать лишний круг.