Маша остановилась у киоска, вытряхнула из кармана всю мелочь.

– Семечки. Вот, эти.

Она ткнула пальцем в стекло витрины на красную пачку.

– Не бросила еще курить?

 Маша вздрогнула. Обернулась. Максим стоял, опираясь спиной о киоск.

– Привет. – Она отвернулась, чувствуя, как запылали щеки. Надо же, заговорил с ней первым…

– Ясно. – Он сделал шаг и слегка отодвинул ее от окошка. – Колу, пожалуйста.

– Нет, не бросила. Зачем?

Маша сделала шаг назад, быстро поправила хвост на голове, облизнула губы. Максим обернулся, хмыкнул:

– Затем что курить вредно! Не вырастешь.

– А я, по-твоему, еще не выросла?

Он усмехнулся, окидывая ее взглядом.

– Ну да, что это я. Рост у тебя приличный – кобылка добрая.

Маша выгнула одну бровь, не переставая улыбаться. Он насмешливо спросил, засунув руки в карманы джинсов:

– Гуляешь?

– Гуляю.

– А чего одна?

– А с кем еще? – она дернула плечом, снова осмелилась посмотреть на него – кайф.

– Подружки где твои? – он взял в рот пластик жвачки. – Постоянно одна.

– Они дома, – соврала Маша, кроме как с Галькой больше ни с кем не дружившая.

– Странная ты, Маша. – Он перестал улыбаться. Глаза серьезные, рассматривает как экспонат в музее, и она горит от этого, покрываясь пунцовой краской.

– Нет, ты просто меня не знаешь. – Она мотнула головой, отворачиваясь, облизнула губы, продолжая от смешанного чувства неловкости и стеснения, чертить носом кроссовка круги на пыльной дороге.

Максим хмыкнул, но продолжил стоять рядом с ней, к машине, что стояла у дороги с открытой дверью, идти не торопился. Маша поджала большой палец на ноге, дырка на кроссовке сияла черной дырой. Стыдно-то как…

 Максим молчал, а она не знала о чем с ним говорить. Ему то что – стоит, рассматривает, а она горит от стыда и неловкости, полыхает от стеснения и дрожит от удовольствия. Ей нравится, когда он смотрит на нее. Смотри, Макс, смотри и не уходи никуда.

– Ой, девочки, смотрите наша серая мышка здесь!

Маша вздрогнула. Обернулась – Надька со своей свитой плыла прямо на них.

– Привет, Макс. – Пропела она, окидывая, Машу презрительным взглядом. Ее подруги тот час засмеялись, словно услышали шутку века.

– Привет. – Максим подкурил. Смотрит опять на нее и в глазах – сочувствие?

Маша усмехнулась, отводя взгляд. Сбежать бы, да ноги налились свинцовой тяжестью. Словно она как загнанный зверь. Насмешки, унижения. Да чем она хуже них?

– Котовас! – Надя приблизила к ней своей лицо. Приторный аромат духов. Мятная жвачка. Помада красная. – Так и будешь стоять здесь?

Маша затравлено посмотрела на довольную четверку.

– Вали отсюда! Тупая что ли?!

– Когда надо, тогда и пойду. – Маша почувствовала, как к горлу подступил ком отчаяния и ненависти, сжал горло, мешая дышать.

Надежда и ее подруги были ниже Маши ростом, но вели себя так нагло и уверенно, что она ощущала себя среди них соринкой, а потому она машинально сгорбилась, чтобы казаться ниже, в ушах зазвенел голос одноклассников – длинная палка, ты Машка, оглобля!

– Так, девочки, хватит! – сказал Максим и встал между ними. – Нам пора, Надя, поехали.

Надька победоносно сверкнула глазами, жирно обведенными серебристым карандашом, по-королевски вышагивая, направилась к машине, три ее подружки побежали следом. Так вот кого он ждал. И она здесь не причем, и разговор этот…

Машина Макса рванула по Космическому проспекту, а Маша обессилено села на лавку внутри автобусной остановки и, чувствуя невыносимую горечь стыда, сжалась от ветра. И даже начавшийся ливень не поднял ее с места и не отправил домой. Она все сидела и раз за разом прокручивала в голове слова Нади, ее насмешливый взгляд, и пусть она привыкла к подобному, но то, что это видел Максим – угнетало. Стыд и позор, в очередной раз подумала она и натянула рукава нового свитера на замерзшие пальцы. Мягкость и нежность пряжи согревала, а небесный голубой цвет радовал. Хоть какое-то-то яркое и чистое пятно в ее жизни.