– Ну, во-первых, ты у нас не рядовая журналистка, а звезда. Я бы даже сказала – мегазвезда!

– Кончай прикалываться, а? И без того тошно.

– Ничего я не прикалываюсь, – загорячилась Татьяна. – Или ты можешь назвать в этом городе хотя бы еще одного журналиста, у которого брали интервью для англоязычной версии «Форбс»? Молчишь? Вот то-то же!.. Ну, и что ты собираешься теперь делать?

– Не знаю. Домой идти боюсь. Заночую сегодня здесь, в редакции. А завтра…

– Никаких редакций! Сегодня ты ночуешь у меня! А завтра мы с тобой идем в милицию!.. Блин, Машка, у тебя же полно знакомых ментов! Тебя же сам начальник Главка знает! Позвони ему!

– Думаешь, стоит? – шмыгнула носом Маша.

– А тут и думать нечего! Сидишь тут, дрожишь как мышь. С твоими-то связями!

Цыганкова задумалась:

– Знаешь, Тань, я, наверное, сначала другому человеку позвоню. Но если он меня и на этот раз продинамит!.. – Она принялась разгребать творческий бардак рабочего места. – Ты случайно не видела мою визитницу? Нет?.. – не в силах далее сдерживаться, «мегазвезда» сорвалась на истерику: – Сколько раз я вам говорила: ничего с моего стола без спросу не брать!!!

Татьяна сочла за лучшее не отвечать, дабы не попасть под горячую руку и бесплатную раздачу, и опасливо ретировалась к выходящему во внутренний двор окну. Здесь, в месте сосредоточения офисов разношерстных государственных контор и частных лавочек, в будние дни всё было запружено машинами, так что сейчас двор показался Татьяне неестественно пустынным и словно бы чужим.

В следующую секунду, будто прочитав эти мысли, во двор въехала грузовая «Газель» и остановилась возле ступенек, уводящих в одно из подвальных помещений. В центре города, где каждый метр жилого и нежилого пространства работал на извлечение прибыли, все окрестные подвалы были давно и плотно оккупированы шустрыми арендаторами. «Газель» заявила о своем прибытии двумя короткими клаксонными гудками, и вскоре из подвала на свет божий выбралась парочка работяг среднеазиатского происхождения. Обменявшись парой фраз с водителем, они принялись сноровисто и споро выгружать из грузовичка защитного цвета деревянные ящики.

– Машк! Иди сюда, скорее! Смотри, чего это они выгружают? Ящики какие-то странные…

– Ящики как ящики. Обыкновенные, – бросив беглый взгляд, равнодушно пожала плечами Цыганкова и возвратилась к своим «раскопкам».

– Ничего и не обыкновенные. Зеленые, тяжелые, с ручками. Я когда репортаж с Лемболовского полигона делала, точно такие видела.

– Ну видела и видела. И что?

– А то! Это стандартные ящики для патронов.

– Чушь собачья!

– У тебя всегда чушь, если не ты сама тему нарыла, – рассердилась Татьяна.

Цыганкова посмотрела на подругу с плохо скрываемой усмешкой:

– А, так ты, стало быть, уже и тему нарыла? Ну-ну, флаг в руки… «Я ее слепила из того, что было. А потом, что стало, то и закопала». Бли-ин! Ну где же эта чертова визитка?!!!

Всё.

Буднично. Скоро. По-деловому.

Необязательные слова сказаны, обязательные телодвижения произведены.

Свежезасыпанная могила, стандартный прямоугольник плиты с лаконичной надписью: «Иван Демидович Филиппов, 1954–2009 гг. Трагически погиб» и отсканированная фотография в дешевой стеклянной рамке. «Это всё, что останется после меня. Это всё, что возьму я с собой…»[3]

В салоне «маршрутки» с настежь распахнутыми дверьми накрыли импровизированный поминальный столик: водка, минералка, бутерброды, фрукты. Виночерпий Григорий с бутылкой в руке взялся обносить коллег:

– Андрей, ты как?

– Плесни на донышко. Чисто символически, – попросил Мешок и невесело оглядел собравшихся. Анечка и отец Михаил уехали сразу после того, как тело Демидыча было предано земле: одного ждали прихожане, другую – изголодавшийся малыш. Остальные «гоблины» задержались помянуть. – У всех налито? Ну, тогда давайте, братцы, не чокаясь. Как говорится: упокой душу раба Божьего Ивана. И не дай бог дожить нам свой век так, как судьба уготовила этому человеку. Тем паче уйти из жизни столь же жутко и несправедливо.