– Ладно, – сказал бывший капитан. – Ступай в рубку, Диего. Этот плешивый голован тебя уже заждался.

– Сикорски? Как он? – поинтересовался Эспада. – В духе?

– Ступай-ступай, – ласково проговорил Осиновский. – Сейчас сам увидишь.

Изображение на экране нуль-передатчика рябило и мигало. Казалось, что собеседник строит дикие гримасы в болезненном несоответствии с произносимыми словами, и Странник с трудом сдерживается, чтобы не мигать и не морщиться в ответ. Тем более, слышимость тоже была неважной. И резиденту СГБ на планете Саракш приходилось все время переспрашивать, до боли вдавливая в багровое оттопыренное ухо горошину репродуктора.

– Что у тебя там со связью, дьявол побери?! – бурчал Странник.

– Не знаю, Рудольф, – оправдывался собеседник. – Помехи… Повтори еще раз, пожалуйста.

– Повторяю еще раз, – смилостивился Странник, – но больше не стану… Происходящее на Полигоне напоминает селекцию по неизвестному нам принципу. Проще говоря, картина следующая: часть сотрудников проекта стремятся покинуть Полигон всеми правдами и неправдами, причем другая часть рвется в бой. Работают с утра до ночи, без отдыха. Являют невиданный в здешних условиях энтузиазм. Очень напоминает лучевые удары, но в окрестностях Полигона не обнаружено ни одного действующего излучателя. Да и кому в сущности надо, чтобы одни специалисты в панике покидали проект, а другие работали на износ? Диверсантам Островной Империи? Не думаю. Слишком громоздко для диверсии. Ни Хонти, ни Пандея тем более на такое не способны. Остается предположить одно – пришельцы извне! Ты хорошо меня слышишь, Мак?

– Да, – отозвался собеседник. – Да, Рудольф, теперь хорошо.

– Пришельцы, которых Комов и Раулингсон позорно прошляпили…

– Они не были готовы, Рудольф…

– Не перебивай! – рявкнул Странник. – Есть мнение, что пришельцев, кем бы они ни были, интересует деятельность аборигенов в кризис-зонах. Взаимодействие примитивного социума с высокими технологиями и тому подобная мерехлюндия… Меня же, Мак, волнует другое. Кто-то путается у нас под ногами. Кто-то достаточно могущественный, чтобы оставаться неуловимым, но, к счастью, не всесильный. По крайней мере, их машины уязвимы для наших скорчеров, что не может не радовать.

– Понял, Рудольф! Мне следует прибыть на Полигон…

– Нет, Мак, – сказал Странник. – В Столице ты мне нужнее. Все, отбой!

Странник отключил связь, оттолкнулся от края стола и развернулся лицом к вошедшему.

– Здравствуйте, Экселенц! – Эспада, который успел скинуть доху, с легким поклоном протянул лакированную шкатулку.

Странник принял ее, покачал на широких ладонях и поставил на стол.

– Благодарю, – буркнул он. – С прибытием!

Эспада поклонился вторично.

– Давай-ка без церемоний, – отмахнулся Странник. – У меня мало времени. Садись.

Он указал на низенький диван у стены. Эспада послушно уселся.

– Ты слышал наш разговор? – спросил Странник.

– Да, Экселенц! – откликнулся Эспада.

Странник поморщился.

– Я же сказал: без церемоний. Мы не на татами…

– Понял вас!

– Хорошо. Значит, повторять больше не придется, – пробормотал Странник. – Разумеется, я знаю о прекраснодушных комконовских планах тотальной гуманизации здешнего социума. Но у нас с тобой, Диего, несколько иные планы.

– Понимаю… Рудольф.

– Это хорошо, Диего, что понимаешь, – откликнулся тот. – Далеко не все, к сожалению, понимают… – Странник задумался, зеленые его глазищи подернулись пленкой, словно зрачки дремлющей птицы, но через миг уже вновь сверкали демоническим блеском. – Так вот, Диего, мне нужны твои пресловутые электрические кальмары. Собственно, потому я тебя и вызвал… Главное – собрать как можно больше исчерпывающей информации об этих существах. Данных должно быть достаточно, чтобы космобиологи смогли представить исчерпывающую справку: имеем ли мы дело с некой разновидностью местных головоногих или же с формой жизни инопланетного происхождения. И пока я не буду знать точно, что такое эти электрические кальмары, они у меня числятся по разряду потенциальных угроз. На тебя падет основная нагрузка. Работать будешь сам. Здесь, на севере. Без помощи и без связи. Вернее, можно будет подать единственный сигнал, если найдешь что-нибудь действительно важное или… если станет совсем туго. Ты знаешь, как это сделать.