– Далеко нам еще ехать? – спросил я как можно более равнодушно, чтобы скрыть свое нетерпение.
– Еще очень далеко. По крайней мере, миль пятьдесят. До ночи мы туда не доберемся, а потому лучше переночевать в Колумбии.
– А далеко до нее?
– Не близко. Видите ли, в этой части страны нет земли, пригодной для разведения хлопка. Здесь слишком холодно и, как я говорил, холод часто убивает молодые кусты. Плантация моего отца расположена довольно далеко от большой дороги, на одной из малых рек, впадающих в Дак-Ривер. Там очень хорошая почва для хлопка. Однако приходится слишком далеко возить его к пристаням. В этом году мы хотим отправить весь сбор в Новый Орлеан на собственной барже. Отец считает, что экономия покроет расходы по постройке судна, и уже строит баржу. Понимаете, речка проходит как раз посередине наших владений. Она достаточно глубока, чтобы по ней можно было сплавить лодку до Дак-Ривер. А оттуда уже ничего не стоит транспортировать урожай до Огайо и далее по Миссисипи. Это вполне разумно. После сбора неграм совершенно нечего делать, а полдюжины под командой опытного лодочника смогут довезти груз до Нового Орлеана без больших издержек. На пароходе дорого, да и перевозка до причала немало стоит. Ближайшая к нашей плантации пристань находится за тридцать миль. На повозку не положишь больше четырех тюков, а мы собираем ежегодно до ста пятидесяти. Судите сами, какой огромный обоз. А заимев баржу, мы сможем грузиться в нескольких футах от пресса, на собственной земле.
Все эти подробности так заинтересовали меня, что я почти совсем забыл о другой причине, которая влекла меня на плантацию.
В этом способе вести дело было что-то оригинальное, чисто американское. Весь урожай, полученный в самом центре территории, в месте, окруженном густыми непроходимыми лесами, перевозился на рынок, находившийся более чем за тысячу миль от места сбора, – но не по железной дороге, не на пароходе, не через комиссионера, берущего известный процент с рыночной цены, а собственными силами землевладельца. Он, таким образом, напрямую выходил на потребителя. Где такое увидишь, кроме Америки?
Погруженный в размышления об этой важной и интересной экономической задаче, решавшейся так просто, я забыл на время о своем спутнике, который пробудил во мне эти мысли. Его громкий голос вывел меня из задумчивости. Он поздоровался с человеком, ехавшим нам навстречу. У этого человека тоже был вид путешественника: лошадь его покрывали пот и пыль, а к седлу крепились две набитые седельные сумки. На вид всаднику было лет двадцать пять.
Одет он был как плантатор, но не так, как молодой Вудли. На незнакомце тоже была панама, но вместо белой льняной куртки он носил свободного кроя рубашку на пуговицах из голубой ткани и такого же цвета брюки. Так одевались креолы из штата Луизиана, а от них и другие американцы, которые переселялись вниз по Миссисипи, переняли этот стиль.
– Едешь из Нэшвилла, Уолт? – обратился незнакомец к моему спутнику.
– Нат Брэдли! – воскликнул молодой плантатор, явно удивленный неожиданной встречей.
– Да, он самый!
– Но как ты здесь оказался? Откуда ты?
Тот засмеялся.
– Я побывал на родине. И знаете, подумал в который раз: хорошо я сделал, что когда-то уехал отсюда! Безумие – оставаться здесь. Вот Миссисипи – другое дело, там деньги! А здесь… Ну, стоит ли разводить хлопок тут? Я просто уверен, что каждый из моих негров соберет два тюка, пока вы один наскребете!
– Да, молва дошла и сюда, что у Ната Брэдли дела идут хорошо.
– А все равно мне мало дела до хлопка! Я не таков! Мне подавай возможность сразу нажиться… Ну, а у вас как? Хороший будет урожай?