– Иди ты… – проворчал лысый, инстинктивно отодвинувшись. – Кто ж знал… Строилось-то в свое время по простому принципу: чтобы подальше от большой дороги, чтоб стена повыше… – Он глянул на Мазура и дружелюбно осклабился. – Вот видишь, какой ты полезный. Не успел во двор зайти, как сказал свое веское слово… Не-ет, Папа правильный прикуп сделал…

Они вошли в вестибюль, где на диване напротив входа сидели очередные верзилы – ужасно похожая друг на друга парочка, при галстуках и оттопыренных пиджаках. Завидев Котовского, они проворно встали и едва ли не вытянулись в добросовестной попытке скопировать армейскую стойку «смирно» – но Мазур наметанным глазом кадрового военного определил, что эти двое армейские ряды своим присутствием вряд ли когда-нибудь украшали: есть масса нюансов, понимающему человеку бьющих в глаза мгновенно…

Котовский уверенно направился вверх по широкой лестнице. На третьем этаже предупредительно распахнул перед спутником дверь, и они оказались в самой что ни на есть настоящей приемной, где имелась целая батарея канцелярских причиндалов вроде факсов, компьютеров и еще каких-то устройств, а также красивенькая по-кукольному секретарша, встретившая их отработанной улыбкой.

– Ты посиди пока, – распорядился лысый, кивнув Мазуру на кресло, а сам, обменявшись с куклой взглядами, скрылся за второй дверью.

Мазур уселся. Белобрысая куколка снова занялась какими-то бумажками, не то чтобы игнорируя Мазура, но определенно относясь к нему как к неизбежной детали происходящего, когда отнюдь не полагается лезть с вопросами и вообще обращать внимание. Все в соответствии с классиками: если пришел человек, значит, так надо, а если не надо– мигнут кому другому, но не этой ляльке…

Появился Котовский, кивнул на дверь:

– Прошу пожаловать!

Сам он остался снаружи. Кабинет, выдержанный в темных тонах, был не таким уж большим, у стола, стоявшего перпендикулярно к хозяйскому, Мазур насчитал всего-то четыре стула. Не похоже, чтобы здесь проводили особенно многолюдные совещания.

Хозяин кабинета вежливо встал и непринужденным жестом показал на стул:

– Устраивайтесь, Кирилл Степанович, чувствуйте себя, как дома. – Он подошел к стене и открыл дверцу, за которой оказался бар с зеркальными стенками. – Я думаю, выпьете немножко? Коньяк – «Плиска» и «Хеннесси», виски – «Тичер», водка – «Столичная», вино – красное болгарское… Я ничего не пропустил?

Мазур медленно усаживался, чуткий и настороженный, как зверь лесной. Хозяин кабинета слишком уж хорошо знал его вкусы – какое, к черту, совпадение… Утечка, утечка и еще раз утечка, и не на уровне дежурного мичмана…

– Давайте «Плиску», – сказал он спокойно, придвигая к себе бронзовую массивную пепельницу, украшенную тремя обезьянками в классической композиции «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».

Он в упор, не скрываясь, разглядывал хозяина. Примерно одних лет с Мазуром, в движениях практически спокоен, лицо то ли худое, то ли кажется таковым, лысины нет, шатен, глаза близко посаженные, светло-синие… Голову можно прозакладывать, что прежде они никогда не встречались. Не из слабых мужичок – в плане прежде всего отнюдь не физическом, хотя и мышцей крепок…

– Прошу. – Хозяин подал ему бокал. – Без всяких этих буржуйских содовых, конечно? Давайте знакомиться, Кирилл Степанович. Меня зовут Николай Фомич. Я здесь главный. Имею в виду не только эту симпатичную усадьбу, но и вообще, как бы это сказать… – Он сделал обеими руками плавный жест. – У властей есть свой главный, у милиции, у пожарных… и так далее. А я, знаете ли, в