Лысый кивнул, покорно и отрешенно. Все было в ажуре.

– Ну, я пошла? – сказала молодая супружница, подхватывая со столика ключи от машины.

– Отставить, – сказал Мазур командным голосом, в котором звучал металл. – Кругом.

Нина – уже имевшая некоторое представление о муштре – проворно крутанулась на каблучках и даже с озорным видом попыталась принять подобие стойки «смирно», что ей по недостатку опыта, конечно же, не удалось. Нетерпеливо переступила с ноги на ногу, выжидательно улыбаясь.

Мазур подошел вплотную, взял ее за подбородок и спросил:

– Ты что видишь в моих глазах?

Она присмотрелась, хмыкнула:

– Сексуальное вожделение? Так бы сразу и сказал, а то я сногсшибательный макияж полчаса наводила, как дура…

– Ответ неверный, – сказал Мазур, не выпуская подбородка. – В глазах у меня пытливый вопрос и некоторое беспокойство… Касаемо твоих вечерних поездок.

– Ну, Мазур! – возмущенно завопила она. – Ну что ты, как Отелло? Чем тебе еще поклясться, что я – вернейшая жена?

– Не передергивай, – сказал Мазур. – Если бы ты мне изменила, я бы утешал себя тем, что изменила ты мужу, а не Отечеству… – Он стойко выдержал возмущенный взгляд и негодующее фырканье. Продолжал уже совершенно серьезно: – Ты не передергивай, радость моя. Касаемо этого я тебе вполне верю. Я не о том. Просто возникли два насущных вопроса. Первый: не слишком ли часто мы шастаем в казино? Ты пойми, казино ж не для того задумано и устроено, чтобы всякий, кто с улицы придет, кучу денег выигрывал…

– И вовсе не часто. Как ты любишь выражаться, в плепорцию.

– Пять раз за прошлую неделю – это уже не плепорция. Это тенденция, однако. Денег мне не жалко, милая, но ведь люди на этой почве форменным образом умом повертываются.

Она опустила глаза, всхлипнула в преувеличенном раскаянии:

– Ну, честное слово, адмирал, постараюсь отвыкнуть.

– А сегодня куда?

– Ну… На часок.

– А если на слове поймаю?

– Изволь, – сказала Нина. – Зайду и ровно через час выйду, какая бы пруха или непруха ни шла… Честно. А второй вопрос какой?

– Не слишком ли часто ты за руль садишься поддавши?

– Так ведь самую чуточку. Для куражу. Никогда не переходя тот рубеж, где все можно уладить сотней баксов…

– А вот тут придется перейти на трезвый образ жизни.

– Это что, семейная сцена? – с любопытством спросила Нина.

– Это сеанс воспитания, – сказал Мазур. – Нет, серьезно. Я ведь искренне за тебя беспокоюсь, золото мое, я хочу с тобой прожить долгую и счастливую жизнь. Черт с ней, с рулеткой, не так уж это, может, и страшно персонально для тебя – но вот за руль садиться я бы тебя категорически попросил трезвой. Иначе права в кусочки изрежу собственными руками, а Патрикеич постарается, чтобы новых ты в жизни не получила…

Нина глянула строптиво:

– Ты лучше постарайся, чтобы твой Патрикеич меня по заднице не гладил.

– Тьфу ты, – сказал Мазур. – Опять?

– Ну да. Не далее, как сегодня, я, как-никак, верная жена, мне неприятно, в конце концов…

– Будет ему втык, – сказал Мазур. – Молодой еще, ветер в голове. А поскольку нужен он мне, под асфальт не закатаешь… Я с ним точно поговорю… Но вот от вопроса алкоголя за рулем ты уж, будь добра, под этим предлогом не увиливай. Я серьезно говорил.

– Я понимаю, – сказала Нина. – Но что я могу поделать, если во мне чертики играют?

– Гнать надо чертиков… – проворчал Мазур.

– Я исправлюсь, честно…

Она стояла перед Мазуром в неумелом подражании стойке «смирно», с видом мнимого раскаяния, вся из себя очаровательная, стильная и благоухающая, и сердиться на нее совершенно не хотелось, а хотелось уволочь в спальню и что-нибудь этакое прилежно сотворить.