– Где? Как где? Везде. Здесь я заложил несколько новых улиц, и когда они будут окончательно проведены, деревья вырублены и дома построены, город выйдет хоть куда. Да, да, Дюк великодушный малый при веем своем упрямстве. Мне потребуется четыре помощника, кроме тюремщика.

– Я не вижу никаких улиц, – возразила Елизавета, – если только вы не называете улицами эти просеки. Вряд ли эти болота и леса скоро заменятся домами.

– Мы должны проводить улицы по компасу, кузина, невзирая на леса, холмы, озера, болота, помня только о потомстве. Такова воля вашего отца, а ваш отец, сами знаете…

– Сделал вас шерифом, мистер Джонс, – перебила девушка таким тоном, который ясно показывал, что он коснулся запрещенного предмета.

– Знаю, знаю, – ответил Ричард, – и если бы это было в моей власти, я сделал бы Дюка королем. Он благородный малый и был бы отличным королем, если бы, то есть, имел при себе хорошего первого министра. Но кто это там? Я слышу голоса в кустах. Какие-нибудь злоумышленники… Пущу-ка я в ход свое назначение. Подойдем поближе и посмотрим, что там такое.

Ричард и его кузина отошли довольно далеко от дома и находились на поляне за деревней. Здесь все «улучшения» ограничились покамест просекой через сосновый лес, заросший кустарниками и мелкими сосенками. Их шаги заглушались шумом ветра и шорохом ветвей, а деревья закрывали их фигуры, так что они подошли незамеченными к тому месту, где молодой охотник, Кожаный Чулок и индейский вождь сошлись для какого-то серьезного совещания. Первый говорил с жаром и, по-видимому, придавал предмету, о котором шла речь, важное значение, а Натти слушал его с необычайным вниманием. Могикан стоял несколько в стороне от них, понурив голову. Лицо его было закрыто прядями волос, и вся поза его была какой-то пришибленной.

– Уйдем, кузен, – прошептала Елизавета, – мы не имеем права подслушивать секреты этих людей.

– Не имеем права! – возразил Ричард так же тихо, удерживая ее руку. – Вы забываете, кузина, что мой долг блюсти порядок в графстве и следить за исполнением законов. Эти бродяги часто совершают бесчинства, хотя я не думаю, чтобы Джон мог затеять что-нибудь дурное. Бедняга! Он напился до положения риз вечером и, кажется, до сих пор еще не оправился. Подойдемте поближе и послушаем, что они говорят.

Несмотря на сопротивление девушки, Ричард одержал верх, и они подошли так близко, что могли слышать разговор.

– Надо добыть птицу, – сказал Натти, – во что бы то ни стало. Ох-хо-хо, я помню, малый, время, когда индейки попадались здесь на каждом шагу, а теперь за ними нужно идти в Виргинские леса. Конечно, откормленная индейка не то, что куропатка. Хотя, по-моему, нет ничего лучше бобрового хвоста и медвежьего окорока. Ну, да у всякого свой вкус. Я отдал все, кроме этого шиллинга, французскому торговцу за порох, так что, если у вас ничего нет, то мы имеем только один выстрел. Я знаю, что Билли Кэрби тоже намерен попытать счастье. У Джона верный глаз, а у меня иногда дрожит рука, если дело не совсем обыкновенное, и я боюсь промахнуться. Осенью, когда я убил медведицу, я уложил ее одним выстрелом, но тут совсем другое дело, мистер Оливер!

– Вот, – сказал молодой человек таким тоном, как-будто сознание своей бедности доставляло ему какое-то горькое удовольствие, – вот все мое богатство: этот шиллинг да ружье! Теперь я в самом деле стал лесным человеком и могу рассчитывать только на охоту. Идем, Натти, поставим последний шиллинг на эту птицу, вы не промахнетесь.

– Не лучше ли Джону попытать счастье? Я не могу стрелять спокойно, зная, как важно вам получить птицу, и, пожалуй, промахнусь. Индеец же стреляет всегда одинаково, его ничто не смутит. Слышишь, Джон, бери шиллинг и мое ружье и попробуй убить индейку. Мистеру Оливеру очень важно иметь ее, а я не могу стрелять спокойно.