Бедные родители! Представляю их лица, когда к ним придёт корреспондент центрального телевидения, чтобы выяснить, не было ли у меня прежде склонности к воровству…

Прошёл первый, второй, третий урок. А на четвёртом уроке…

Изольда Романовна сказала:

– Дети, случилось чудо! У Смирновой изменился почерк!

Внутри у меня всё похолодело. Час расплаты настал!

– Как видите, я ошибалась, когда говорила, что почерк изменить практически невозможно, – продолжала Изольда Романовна. – Но оказывается, если у человека сильная воля, возможно всё. Я попрошу тебя, Зинаида, – расскажи, как тебе удалось научиться так красиво писать. Ну… Смирнова, мы ждём!

Я встала. Ноги сделались ватными. Во рту пересохло.

– Расскажи, как тебе удалось исправить почерк? – ласково повторила Изольда Романовна.

– Ну что… Обводила буквы, написанные красивым почерком, и пыталась написать так же, – хрипло сказала я. И замолчала. Мне нужно было собраться с духом, чтобы рассказать всему классу и, главное, Ирке, как всё было на самом деле. Как я вытаскивала из её рюкзака тетради, как вырывала листок, как не могла затолкать тетради обратно…

– Садись, Зинаида, – сказала Изольда Романовна. – Как видите, не зря говорится: терпенье и труд – всё перетрут.

Я опустилась на своё место и посмотрела на Ирку. Сейчас обернётся и… Но она не оглянулась.

Прозвенел звонок. Я подошла к Ирке, чтобы признаться в своём чудовищном преступлении. Прямо сейчас. А там… будь что будет. Захочет – пусть сообщит директору. Имеет право. Он, конечно же, вызовет телевизионщиков, обо мне снимут сюжет, и о моём поступке узнает вся страна. Ну что тут скажешь: заслужила!

– Ир, ну мы идём или нет? – крикнул стоящий в дверях Стрельцов-Удальцов.

– Подожди, Стрелец, Зине что-то от меня надо, – ответила Ирка. – Постой в коридоре. Ну? – Дверь за Стрельцовым-Удальцовым закрылась. – Зин, что-то случилось?

– Да нет… Просто так получилось, – промямлила я, но потом подумала, что я не должна мямлить. Я должна взять себя в руки и рассказать всё как есть.

И я начала рассказ. Ирка слушала меня очень внимательно. Несколько раз в класс пытался войти Стрельцов-Удальцов, и каждый раз Ирка просила его подождать её в коридоре.

А я всё говорила и говорила.

Сначала в глазах у Ирки была тревога. Потом – удивление. Потом – изумление. Потом – восхищение.

А когда Ирка узнала всё-всё-всё, то рассмеялась, а потом сказала:

– Ну ты даёшь, Зинка! Надо же, какая упорная! Мне бы такую волю! Только вот… зачем было вырывать листок? Попросила бы, я б тебе кучу старых тетрадей принесла. Жалко, что ли?

– Смотрю я на тебя, Зинаида, и тихо радуюсь. Всё-таки ты – эксклюзивный ребёнок! Ну кто ещё из вашего класса может стать великой баскетболисткой? Разумеется, только ты! Ну не эта же коротышка – Ирка Ильина! – чуть ли не каждый день говорит папа.

Ирка Ильина… Как бы я хотела быть такой же коротышкой, как Ирка, которая никогда не станет звездой баскетбола!

Задев меня за самое больное, папа продолжает:

– Спорт, Зинаида, тебе просто необходим! Ведь тогда ты будешь не только эксклюзивным, но и гармоничным ребёнком! Потому что… Ну ты и сама знаешь, почему.

Конечно, знаю! Ведь и дня не проходит, чтобы я что-нибудь не уронила, обо что-нибудь не запнулась и что-нибудь не пролила.

– Ты только подумай, Зинаида, у тебя появится координация движений! Как у всех нормальных людей! – продолжает папа. – Поэтому прошу тебя, Зинаида, завтра же запишись в баскетбольную секцию!

Про баскетбольную секцию папа говорит уже четвёртый год, но какая там секция, когда от слов «урок физкультуры» я покрываюсь холодным потом и ноги становятся как будто бы чугунными. А те дни, когда в моём дневнике написано «физ-ра», я обвожу в календаре чёрным фломастером.