- Помню.
Годы затяжного паломничества на Колыбель не прошли даром. Ничто не могло стереть из памяти древние слова:
«Отец Безначальный, защити нас от всяких врагов, видимых и невидимых, смири их злобные сердца, сокруши их, как прах перед лицом ветра. О, Нефеш, Первый Князь и Воевода Хаоса, направь катаны наши против замышляющих недоброе, будь нам помощником во всех бедах, скорбях и печалях, дай нам тихое пристанище в бескрайнем море звезд».
А потом завершающее, в унисон:
«То Имя, что может быть названо, то не Вечное Имя. Тот Путь, что может быть пройден, то не Истинный Путь».
В его каюте на «Вездесущем» стоит традиционный алтарь предкам, и он даже иногда воздает им почести, но почему-то именно эти две фразы вызывают в нем почти фанатичный экстаз. Сама молитва давно уже не трогает его сердце, не внушает ни робости, ни почтения. Как и сами Серафимы. А вот слова про Имя и Путь… Есть в них нечто такое… настоящее. От чего веет такой силой, что устоять на ногах очень трудно. Хочется упасть на колени, склонить голову и принять свою судьбу, такой, какой она предначертана свыше.
- Кто-то еще верит в то, что Он нас слышит? – ироничные слова дались с трудом, но думать о собственной неожиданной религиозности было еще сложнее.
Отдает от таких мыслей фатализмом и несвойственной ему готовностью переложить свою ношу на чужие плечи. Даже если плечи эти принадлежат высшей сущности.
- Молитвы не для богов, я тебе много раз говорил.
- Молитвы для верующих, - кивнул Кохэку, - поэтому и спрашиваю – ты все еще веришь?
Вопрос завис в воздухе, не найдя никакого отклика.
- Осталась надежда, - и кивок в сторону ожившего яйца красного цвета.
- Хайот-ха-Кодеш.
Как и тогда, возле Спасительницы, по алой скорлупе прошлась вязь трещин, чем-то напоминающих шрамы на его теле. Еще миг и сквозь них засочился чистый, совершенный белый свет, тот самый, что породил четырехкрылого ангела, снесшего Вторую Полигинию в корону Темной.
Вот только… Тогда крылья развернулись на весь горизонт, затмили собой звезды, а теперь едва видной пеленой трепетали на несуществующем ветру.
- Мне кажется, или они слабеют? – Кохэку и сам знает ответ, но ему нужно это услышать.
- Не им была предначертана эта судьба, - пожал плечами Серафим, - отпущенная сила уходит. Еще не поздно…
- Оставь, - резко вскинул голову Тэтсуя, - мы и так уже натворили дел. После всех ваших маневров стало только хуже, не находишь?
Ехидный вопрос ударил точно в цель. Хошисим и сам сомневался в правильности… нет не своих выводов, тот все было верно, а в действиях. Да и топорное вмешательство Императора оставляло желать лучшего… Серафим понимал мотивы Безымянного, как никто, но это не отменяло того, что комбинация была грубая, читаемая за версту, предсказуемо отвергнутая сразу всеми.
- Как только Хайот-ха-Кодеш в последний раз сложит крылья…
- Это откроет дорогу эйо, - жесткая складка залегла у безупречных губ Дикого.
- Безусловно. Они следят, выжидают.
- Могут они быть к этому причастны?
- Кто знает, возможно, разгадка совсем близко, а может быть космически далека.
Кохэку знал на что намекает Хошисим, но…
- Все слишком усложнилось.
- Ты сам все пустил на самотек, хотя давно мог вмешаться и выправить ситуацию.
- Мог, но какой ценой?
- Малой, - мотнул головой Серафим, а потом уточнил: – Тогда малой, теперь уже…
- Поздно? – с горечью напомнил только что отзвучавшее слово Тэтсуя.
- Возможно, - кивнул древний, - а может быть самое время. Мне трудно судить, а тебе и подавно. Тем более, пока ты вдалеке от нее.
Кохэку упрямо сжал челюсти: