– Они отличной воды, – сказала она, – и стоят уйму денег. Мне хватило бы их на целое приданое, если бы я вздумала продать их. Но только я ни за что не расстанусь с ними, это подарок моего лучшего друга.

– И этот друг – княжна Пальмароза?

– Да, Агата Пальмароза. Видишь, ее вензель вырезан на медальоне?

– В самом деле. Но что же находится внутри этой драгоценной вещицы?

– Волосы, чудесные, светло-каштановые, почти русые волосы, вьющиеся от природы и тонкие-претонкие.

– Но это не волосы княжны, она брюнетка.

– Значит, ты ее наконец увидел?

– Да, недавно. Но скажи мне наконец, Мила, чьи же волосы ты носишь на сердце, да еще в столь дорогом медальоне?

– Ах ты, какой любопытный! И, как все любопытные, ничего не видишь и ни о чем не догадываешься. Неужели ты не узнаешь их, не помнишь, как они ко мне попали?

– По чести говоря, нет.

– Так приложи их к своим, и ты все поймешь, хотя голова твоя и потемнела немного за этот год.

– Ах, милая моя сестричка! Да, теперь припоминаю, что ты отрезала у меня надо лбом прядь волос в тот день, когда покинула Рим. И ты так бережно их сохранила!

– Я носила их в маленьком черном мешочке. Мой друг княжна Агата спросила меня однажды, что за реликвию ношу я на груди, и я сказала, что это волосы моего единственного, горячо любимого брата; она попросила их у меня, обещая вернуть на следующий день. А назавтра отец принес мне от нее эту драгоценность с твоими волосами внутри. Правда, их стало как будто меньше – видно, ювелир, вкладывая их в медальон, украл немного или потерял…

– Потерял – это возможно, – сказал, улыбаясь, Микеле, – но украл… Нет, мои волосы имеют ценность только для тебя, Мила.

– Но как же возникла, скажи мне, твоя дружба с княжной? – продолжал немного погодя Микеле. – И какую услугу оказала ты ей, что она сделала тебе подобный подарок?

– Никакой. Просто отец с ней в хороших отношениях и однажды взял меня с собой во дворец, чтобы представить княжне. Я ей понравилась, она обласкала меня и просила стать ее другом, и я тотчас это ей обещала. Я провела с ней наедине целый день, мы гуляли по дворцу и по саду, и с тех пор я хожу туда, когда вздумается, и знаю, что меня всегда встретят с радостью.

– И часто ты там бываешь?

– С того дня была там только два раза – ведь я познакомилась с княжной совсем недавно. А последнюю неделю из-за подготовки к празднику во дворце все было вверх дном, я знала это и не хотела мешать моей милой княжне, когда у нее было столько забот. Но через два или три дня я пойду к ней опять.

– Так вот, значит, и вся твоя тайна? Почему же ты так долго не хотела открыть ее мне?

– Да потому что княжна, прощаясь со мной, сказала: «Прошу тебя, Мила, никому не рассказывай, как чудесно мы провели этот день и как мы с тобою подружились. У меня есть причины просить тебя сохранить эту тайну. Ты узнаешь их позже, а я верю, что могу положиться на твое слово, если ты мне дашь его». Понимаешь теперь, Микеле, я не могла не обещать ей этого.

– Прекрасно, но сейчас ты, значит, нарушила свое слово?

– Ничуть не нарушила. Ты ведь для меня не чужой. А княжна, конечно, не предполагала, что я буду скрывать что-либо от брата или отца.

– Значит, отцу все известно?

– Конечно, я сразу же все ему рассказала.

– И он не удивился подобной прихоти княжны, не встревожился?

– Чему же тут удивляться? Вот твое удивление, Микеле, кажется мне странным и даже немного обидным. Разве я не могу внушить чувство дружбы хотя бы и княжне? А почему отец должен был встревожиться? Разве дружба не доброе, не прекрасное чувство?