– Геверет! – крикнул ей Павел, опустив стекло. – Зе бейт шель мишпаха Хофман[3]?

Велосипедистка обернулась. Александра увидела коричневое от загара, прорезанное сетью морщинок веселое лицо женщины лет шестидесяти.

– Ани Ракель Хофман[4], – звонко ответила она. – Говорите по-русски?

– Ой, – Александра радостно заторопилась, распахивая дверцу машины. – Как хорошо! Это я приехала из Москвы, меня зовут Александра!

Она пошла к маленькому белому дому, заранее протягивая руку для рукопожатия, потому что Ракель тоже протянула свою. Женщины поздоровались. Ладонь у Ракель была сухая, жесткая, Александра ощутила колючие мозоли у основания пальцев. Хозяйка дома улыбалась и сыпала вопросами, на которые Александра едва успевала отвечать:

– Вы уже бывали в Израиле? А, вы здесь впервые? Вам нравится? Как доехали? Где вы остановились? А, знаю, это очень хороший отель. Давайте обедать!

– Давайте, – приблизился Павел, озираясь с очень довольным видом. – Какой у вас красивый сад!

Ракель просияла еще больше и заговорила еще быстрее:

– Я все делаю сама! Эти розы есть только у меня. Мне прислали из Голландии. Я буду участвовать в конкурсе… Давайте сядем здесь!

Она провела гостей на веранду, крошечную, заставленную всякой всячиной – пустыми керамическими горшками, пластиковыми мешками с торфом и удобрениями, садовыми инструментами. В углу приткнулся стол со столешницей, облицованной кафельными треснувшими плитками. Рядом стояло четыре пластиковых стула. Ракель торопливо обмахнула полотенцем стулья и столешницу:

– Садитесь! Я только разогрею.

Александра уселась, оглядела сад, открывавшийся за перилами. Она сидела рядом с окном, выходившим в кухню. Стол одной стороной примыкал вплотную к окну, так что блюда можно было подавать оттуда напрямую. Чем и занялась Ракель: сдвинув вбок стекло, она протянула Александре стопку тарелок:

– Держите!

Александра расставила тарелки, не переставая бросать взгляды внутрь помещения. Кухня даже при беглом осмотре ее очаровала. Побеленные стены с неровной штукатуркой. Пол, выложенный красным кирпичом, почерневшим от времени. Большая газовая плита в глубокой нише, под жестяным вытяжным колпаком. Вместо современной кухонной мебели – несколько массивных деревянных буфетов и большой разделочный стол, также стоявший вплотную к окну. На этот стол Ракель быстро ставила тарелку за тарелкой, продолжая приговаривать:

– Держите! Держите!

Александра переставляла с одного стола на другой тарелки и блюдца с закусками и приправами: горячие лепешки с семечками, салаты, соленья… Напоследок Ракель открыла духовку, замахала полотенцем, чтобы разогнать жар, и вытащила большой противень. Ухватив его полотенцем, она почти бегом бросилась на веранду и с грохотом поставила его посредине кафельного стола:

– Петушки!

На противне исходили паром два упитанных запеченных цыпленка, обложенных картофелем. Ракель еще раз метнулась на кухню и принесла бутылку белого вина, штопор и три бокала, которые с необыкновенной ловкостью зажала между пальцами одной руки.

– Хотите пива? – спросила она. И, не дожидаясь ответа, принесла из холодильника бумажную упаковку с шестью маленькими бутылками.

– Настоящий праздник! – воскликнул Павел, принимаясь открывать вино и с нежностью посматривая на петушков.

– Я не ожидала, – проговорила Александра, оглядывая накрытый стол, на который солнце бросало яркие пятна сквозь виноград, завивший веранду до потолка. Распогодилось. О грозе напоминал только лепет бегущей воды, льющейся с деревьев при каждом дуновении ветра.