Достаточно бросить взгляд на карту, чтобы понять, что Керчь – следующая цель Петра; это истинный «ключ-город» Черного моря. Однако вести большую войну с османами можно было лишь в союзе с Австрией, Венецией, Польшей, ибо судьба Северного Причерноморья могла быть решена только в столкновении крупных армий. Зондаж австрийских намерений, произведенный Великим посольством в Европе, показал, что после обострения ситуации вокруг испанского наследства договор 29 января 1697 года – просто лист бумаги, ибо австрийцы в это время (в 1698—1699 годах) думали лишь о заключении сепаратного мира с Турцией. О Польше как союзнице тоже не могло идти речи: тяжелое «бескоролевье» стало уделом этой страны с 17 июня 1696 года, когда умер король Ян III Собеский.
Тут важно подчеркнуть, что «польское» направление политики никогда не снималось с повестки дня русского правительства, и с началом «бескоролевья» Польша приковала внимание Петра. Россия не намеревалась оставаться посторонним наблюдателем внутрипольских дел и начала активную борьбу против выдвинутого частью шляхты кандидата в короли Ф.Л. де Конде – ставленника Версаля. В грамоте Петра временно исполнявшему функции верховного властителя Польши кардиналу-примасу Радзиевскому от 31 мая 1697 года содержалась неприкрытая угроза «повредить вечный мир» в случае прихода к власти представителя союзной туркам Франции. Далее следовала довольно жесткая рекомендация, кого следует, а кого не следует выбирать в короли полякам: «Того ради, мы, великий государь, Наше царское величество, имея ко государем вашим, королем полским постоянную дружбу, также и к вам, паном раде и Речи Посполитой, такого короля со францужеской и с турской стороны быти не желаем, а желаем быти у вас на престоле королевства Полскаго и великаго княжества Литовского королем… какова народу ни есть, толко б не с противной стороны».
Так было впервые нарушено зыбкое равновесие «вечного мира», и впоследствии язык ультиматумов стал весьма распространенным в отношениях России со своим ближайшим соседом.
Тогда же в подкрепление слов были предприняты действия, ставшие впоследствии также вполне традиционными: осенью 1697 года по указу Петра 60-тысячный корпус боярина Михаила Ромодановского перешел польскую границу и сыграл свою решающую роль при избрании на польский престол желательного России кандидата – саксонского курфюрста Фридриха-Августа I, ставшего Августом II Сильным, королем польским. Впоследствии Петр в послании английской королеве Анне писал об этом эпизоде: «Сия армия отдана была в его [Августа] команду как скоро он туда прибыл, дабы привесть его в состояние наказать своих неприятелей; сверх того противной ему стороне угрожали мы огнем и мечом, что устрашив многих из оной, принудило признать его своим государем и таким образом вспоможением нашим утвердился он на престоле». Думается, что ставка на саксонского кандидата была следствием не каких-то особых симпатий Петра к Саксонии, а лишь нежеланием видеть на престоле Польши ставленника Франции, что привело бы к усилению в сопредельных России землях влияния Людовика XIV – противника опасного и могущественного.
Нельзя забывать, что распоряжения о концентрации войск на границе с Польшей и вмешательстве в польские дела отдавались Петром тогда, когда он, изменив план движения Великого посольства, отправился в Пруссию на переговоры с курфюрстом Фридрихом III. Между этими фактами – вмешательством в польские дела и поездкой в Пруссию, – несомненно существовала связь, ибо Пруссия, жаждавшая усиления за счет своих соседей (Польши и Швеции), видела в России своего потенциального союзника – стоит только вспомнить всю историю русско-прусских отношений в XVII—XVIII веках. Еще во второй половине XVII века Пруссия пыталась подтолкнуть Россию на выступления против Польши, а также не раз предлагала напасть на прибалтийские провинции Швеции, с тем чтобы Россия могла вернуть Ингрию и Карелию. Ситуация не изменилась и к моменту «бескоролевья» в Польше. Известно, что во время обсуждения Фридрихом и Петром прусско-русского договора фигурировал пункт о совместных действиях против некоей третьей стороны, под которой явно подразумевалась Польша (в случае победы в ней сторонников Конде). Однако итоги выборов в Польше осенью 1697 года были весьма благоприятными для России, и после победы саксонской «партии» об антипольском варианте внешней политики России не могло идти и речи. Возможно, что именно после победы Августа, ставшего ставленником России, и выплыл на поверхность последний альтернативный вариант внешней политики России – антишведский – как наиболее перспективный для интересов страны в тот момент. Тогда он казался наиболее благоприятным для осуществления. Дело в том, что международная обстановка в Европе к концу XVII века становилась все напряженнее. В Лондоне, Париже, Вене и других европейских столицах ждали сведений из Мадрида о состоянии здоровья испанского короля Карла II, не имевшего наследников. Призрак войны «за Испанское наследство» витал над Европой.