– Я могу попрощаться? – спросил я его, стараясь глядеть куда угодно, но только не ему в глаза.

– Не стоит этого делать. Клирики не прощаются с братьями. Даже, если знают, что шанс вернуться из похода крайне невелик. Тем более, что мы все равно ещё встретимся и не раз. Если твоя способность видеть вещи из того мира не уйдет со временем, а мне не удастся разгадать тайну артефакта до конца, то нам пригодится твоя помощь. Если я правильно понял из объяснений младшего клирика Снегирёва, то на территории Империи есть еще две подобные аномалии. Я могу рассчитывать на твою помощь в поиске оставшихся артефактов?

– Конечно, – кивнул я. – Любая помощь и в любых количествах, какая только может понадобиться.

– Я знал, что ты так ответишь. А лишние прощанья плохо влияют на голову. Не те мысли начинают блуждать, а это опасно, прежде всего, для тех, с кем ты хочешь попрощаться. Их служба трудна и опасна, не нужно её усугублять совершенно необязательными переживаниями. – Я кивнул, а он обхватил меня за плечи, на мгновение крепко прижал к себе, а потом оттолкнул. – Ступай. Да пребудет с тобой Господь.

Я развернулся и так прямо, словно жердь проглотил, пошёл прочь из оружейной. Почему-то никак не покидало ощущение, что меня просто выгнали, как загостившегося и всем жутко надоевшего родственника. И что все только вздохнут с облегчением, когда, наконец, от меня избавятся, вместе со всем моим табором, который я невольно притащил в эти древние стены.

Оборотень с Соней, похоже, решили поставить рекорд по валянию на травке. За время, проведенное в монастыре, эта картина стала неотъемлемой частью моего здесь пребывания. Не то, что меня это сильно раздражало, но форму всё же оборотень сильно растерял на монастырских хлебах, не говоря уже о кошке, которая в этот самым момент опять что-то вяло жевала.

– Вставай, мы уходим отсюда. – Они оба повернули в мою сторону головы, явно пытаясь понять, кому конкретно я адресовал эту фразу.

– Это ты мне? – решил уточнить Петька.

– Нет, разговариваю со своим новым другом, невидимым радужным единорогом, – процедил я.

Петька же широко улыбнулся, а в глазах зажегся огонёк. По всей видимости, он воспринял новость с энтузиазмом, которого я уже давно не видел у него.

– О, наконец-то, а то мне уже начало казаться, что я вот-вот стухну в этом монастыре, – он зевнул и потянулся. – К тому же, если я не ошибаюсь, мы возвращаемся в бывший дом Ивана, а там неподалеку живет одна весьма очаровательная особа, которая всегда рада меня видеть. – Он поднялся на ноги и ещё раз потянулся.

– Ты бы на это не рассчитывал сильно, – я хмыкнул. – Пропал неизвестно куда, даже не попрощавшись… Сомневаюсь, что тебя слишком приветливо примут. Скорее всего, придя в заветный дом, ты найдешь конкурента проклятущего на шелковых простынях в ее спальне. Или на каких твоя вдовушка простынях любит сладко развлекаться. – Похлопав его по плечу и оставив переваривать новость, я пошел в свою келью, чтобы собрать свои немногочисленные вещи.

Осмотрев себя, я прикинул, что отец-настоятель не приказывал мне избавляться от одежды и снаряжения клирика, которые всё ещё были на мне. Разгуливать в куртке, дарованной мне ранее, никто в свое время не воспрещал, так что, будем считать, что это тоже такие вот своеобразные прощальные подарки.

Избавившись от всего лишнего, колюще-режущего, ядовитого и взрывающегося со своего облачения, я аккуратно упаковал всё это добро в сумку, которая после этого заметно потяжелела. Оставлять такие необходимые для клирика, пусть и младшего, вещи, и выходить в мир с голыми руками, особенно после того, как я узнал, что именно в нём может таиться, было нерационально.