В то время почти все носили пейджеры. В карманах, футлярах, пристёгнутых к ремню. Это изобретение казалось чудом: где бы ты ни был, где бы ни был нужный тебе человек – можно послать несколько слов, решить проблему, договориться о встрече. Конечно, у некоторых уже появились мобильники, но стоили дорого. Нет, на саму мобилу можно было скопить, а вот оплачивать связь – нереально… Если б тогда кто сказал, что года через три о пейджерах и не вспомнят, мало бы кто поверил.

Теперь Аркадий слышал это слово разве что на радиостанциях – «эфирный пейджер». И начинали накатывать, как мелкие волны на пляже, воспоминания о студенческом времечке. Но иногда приходила волна такая, что накрывала с головой, заливала уши, перекрывала дыхание, и Аркадию требовались усилия, чтоб вернуться в разговор в студии…

Получив номер Михи, ещё дня два не решался послать сообщение. Выстраивал мысленно текст, и всё казалось то наглым, то двусмысленным… Другим парням отправлял запросто, первыми пришедшими в голову фразами, а тут застопорился. Но в конце концов послал – напомнил про «Алёнушку», предложил в ней же встретиться. Очень быстро пришёл ответ: «Конечно! Тоже хотел».

Ещё по одному сообщению – уточнение времени. Потом – встреча. Так началась их дружба.

Учёба быстро отошла на второй план. Главным стало общее дело – антропологическая архитектура и дизайн. Звучит и теперь странновато, а тогда однокурсники попросту хмыкали и пожимали плечами: фигня какая-то. Одно дело поболтать под рюмку, а другое – тратить многие часы.

Это было новое направление. Не направление даже, а философия. Молодые ребята в разных точках мира пытались создавать здания и пространства внутри и вокруг них такие, чтобы человек был по-настоящему счастлив. Не в узком смысле, а в глобальном. Счастье – это ведь не валяться сутками перед плазмой, счастье – желание что-то делать с удовольствием. «Деятельность души в полноте добродетели», как сформулировал Аристотель. В трущобах или заваленных дорогим хламом дворцах душа не хочет жить, и человек или впустую злится, или впадает в тяжёлую, бесплодную дремоту.

– Конструктивисты тоже добивались пробуждения души, – объяснял Аркадий, часто пересказывая слова Михи. – Чтобы душа начала действовать. Для двадцатых годов их идеи были прогрессивными, и люди с радостью селились в домах, создаваемых ими. Или взять американскую традицию коттеджей на одну семью. С лужайкой, садиком… Жить в квартире на каком-нибудь тридцатом этаже – там признак бедности… Деревья в парках, цвет мебели, расположение окон – всё это очень важно.

– А ты-то здесь при чём? – спрашивали однокурсники. – Ты ж психолог, а не архитектор, не этот… не дизайнер.

Слово «дизайнер» тогда ещё у многих вызывало иронию.

– Вот поэтому у нас столько уродливого в архитектуре, что психологи к ней не имеют отношения. – В таких разговорах Аркадий постепенно оттачивал дикцию, учился выражать мысли стройно и внятно. – Вернее, их не очень-то пускают… Но цивилизация пришла к мысли, что в разрешении каждой проблемы должны участвовать представители разных профессий. А среда обитания человека – не только в экологическом смысле среда – это проблема. Психологическая среда, наверное, проблема ещё большая, чем экология.

Кроме недоумевающих, готовых крутить пальцем у виска, находились и поддерживающие, и те, кто видел в их с Михой идеях способ заработать.

Начали поступать предложения от строительных, дизайнерских фирм проконсультировать, спланировать. Платили неофициально, в конвертах. Деньги были невеликие, да и работа не такая уж сложная, главное – по душе… Количество предложений росло, стало ясно, что вскоре пойдут и настоящие заказы.