Шадурские с минуту оставались в том молчаливом онемении, которое всегда производит на человеческую душу внезапный вид необыкновенной красоты. Оба они, скрытые в тени миртовых ветвей, не были видны.

– Что, какова? – самодовольно прошептала княгиня.

Шадурский только головой покачал, с дилентантским наслаждением рассматривая сквозь pince-nez[143] незнакомую женщину.

– Кто это? – едва слышно спросил он.

– Не знаю и никогда не встречала.

– Странно… Une femme inconnue…[144] Очень странно!.. Надо будет узнать непременно!

– А как хороша-то?

– Изумительно!

– А кто лучше: баронесса или она?

– Какое же тут сравнение! – ответил князь, пренебрежительно двинув губою. – И как это я до сих пор не заметил ее! Vraiment c’est un sacrilège de ma part![145] – продолжил он, тихо поворачивая назад в темную аллею, чтобы появлением своим не потревожить уединенный отдых красавицы.

– Послушайте, господа, не знаете ли вы, кто эта дама? – спрашивал он полчаса спустя у двух своих приятелей, когда поразившая его особа появилась в зале, под руку с Дарьей Давыдовной.

– Знаем, – отвечали в голос оба приятеля, из которых один в своем кругу звался просто Петькой, а другой, с академическим аксельбантом, – князем Рапетовым.

– Кто же она? Скажите мне, Бога ради!

– Никто! – с глупым нахальством прохохотал Петька. Рапетов серьезно покосился на него.

– Ее зовут Юлия Николаевна Бероева, – сказал он.

– В первый раз слышу, – заметил Шадурский.

– Не мудрено: elle n’est pas des nôtres[146], – объяснил Петька. – Муж служит чем-то у Шиншеева, а Шиншеев, говорят, ухаживает за женою и на вечера свои приглашает, как декорацию, ради красоты ее.

– Donc c’est une conquête facile![147] Примем к сведению, – фатовато заметил Шадурский.

– Ну, не совсем-то facile[148]! – возразил Рапетов. – Вы слишком скоры на заключения, любезный князь, позвольте вам заметить.

– Это почему же? – с усмешкой обернулся Шадурский. – В вашем тоне как будто маленькая ревность есть! – шутливо прищурился он на Рапетова.

– Ревности нет никакой, а если хотите знать, почему вы тут ничего не добьетесь, мой милый ловелас, так я вам объясню, пожалуй.

– Очень интересно послушать.

– Госпожа Бероева – честная женщина; любит немножко свой очаг, много своего мужа и бесконечно своих детей, – отчетливо-докторальным тоном проговорил Рапетов.

– И потому? – снова усмехнулся Шадурский с самоуверенным задором.

– И потому – ухаживайте-ка вы лучше за баронессой фон Деринг! Это, кажись, благонадежнее будет.

– Благодарю за совет! – с колкою сухостью пробормотал князь Владимир. – Только мне сдается, что через несколько времени и я, в свой черед, посоветую вам – не давать опрометчивых советов.

– Это, кажется, вызов? – спокойно спросил защитник Бероевой.

Князек немного осекся; он совсем не ожидал подобного оборота, ибо вызова и в помышлении своем, опричь романов, никогда не имел.

– Какой там вызов! Есть из-за чего! – постарался улыбнуться он с натянутой небрежностью. – Я только говорю про то, что не прочь на деле доказать вам… ну хоть lа possibilitе d’une conquête[149].

– Коли есть охота – не препятствую, – коротко поклонился ему Рапетов.

– А я пари держу, что ничего из этого не выйдет, – вмешался Петька. – В наш положительный век женщины, брат, только на карман полагаются, – пошло сострил он и сам расхохотался.

Самолюбие князя было сильно задето, в особенности же подстреканиями Петьки.

– Пари? Идет! на сколько? – предложил он, протягивая ему руку.

– Ужин с квасом у Дюсы, – сторговался тот.

– Ладно! Князь Рапетов, разнимите руки.