В прошлом, во времена Римской империи. Genius loci выступал духом-хранителем места, и относилось это выражение к тому, что бережно хранило неповторимый уголок территории, дом, дворец или парк. Гений места для древних римлян являлся в образе змеи – все, что было в городе или деревне, охраняли Genius loci.

Гений места придавал уникальные черты, особенность тому, чему покровительствовал, что защищал.

Город, а в нашем случае Санкт-Петербург, предстает перед нами живым организмом, причем его основные части, такие как природа (в широком смысле) и здания (в каждом конкретном случае) уникальны в отдельности и в составе полиса. Река Нева неотделима от своего берега, а берег – это, если, к примеру, взять отдельный ее участок, – Стрелку Васильевского острова, в свою очередь, неотделима от Биржи, Ростральных колонн, гранитного спуска к реке и так далее, до мельчайших деталей, до булыжной мостовой или скамеек в сквере.

На Стрелке Васильевского острова проще увидеть (представить) Гения места, здесь есть возможность его персонифицировать. Может быть, он или они, если точно следовать римским верованиям, застыли в образе морских богов у подножия Ростральных колонн? Сама Стрелка, в сумме своих природных и материальных объектов выступает единым храмом для этих божеств, причем храмом (посмотрите на здание Биржи) в самом прямом смысле этого слова, и местом обитания доброго духа.

Стрелка Васильевского острова

Пройдите по дворам Капеллы. В этой небольшой части города, как нигде в другом месте можно увидеть, услышать и почувствовать гения места. Здесь – настоящий Петербург, его душа распахивается перед пытливым исследователем сразу за аркой подворотни. Но и в других частях города, других проходных дворах, дворах-колодцах, живут свои гении места, распоряжаются там территорией, охраняют от злого умысла.

Историк города Н.П. Анциферов верно подметил, что описать гения места Санкт-Петербурга невозможно. В попытках найти этот обобщенный образ божества Северной столицы многие историки и писатели сталкивались с многогранностью или многоликостью гения. Его сложность поразительна: она отражает неповторимость Петербурга, целостность его художественного облика при стилевой разности его конкретных объектов.

Первым Genius loci Петербурга наиболее точно показал, пожалуй, Пушкин. Величие поэтического дара позволило ему увидеть тот образ города, который более всего соответствует древнему богу, его особенностям и неповторимым чертам. Весь XIX век многие поэты и писатели шли по тому же пути, что и гениальный Пушкин, находя все новые и новые черты Genius loci Петербурга.

С потерей имени города в 1914 году, потерялся, а правильнее сказать, спрятался гений места. Он уходил от нас постепенно: десять долгих лет. Пока в 1924 году не исчез вовсе – недаром в XX столетии тема «Петербург» практически не поднимается в русской литературе. С уходом Genius loci происходит упадок города. Перестав быть местом жизни божества, здания Ленинграда превращаются в декорации, ветшающие с каждым годом. Город теряет индивидуальность, и во второй половине XX столетия это многократно усиливается – пугающее убожество новых районов разрушающе действует на весь мегаполис.

Словно встрепенулся город после возвращения ему законного имени, проснувшись от разрушающего сна. И в то же мгновение увидела это русская литература – вновь петербургская тема зазвучала в творчестве поэтов и писателей. Более того, вернулся в Санкт-Петербург Genius loci – многие поэты XXI века почувствовали это.