– Чего шумишь? Тут я! – послышалось из-под ног старухи. Из травы поднялась кривая ветка.
Используя пару веток как руки, а другую пару – как ноги, она поднялась. – С чем пришла?
– Долг с тебя спросить хочу! – прокаркала та в ответ.
– Долг говоришь? – Писклявый голос ветки приобрел задумчивые нотки. – Чем долг взять хочешь?
– Мужик, что на лысом холме, живой?
– Живой покамест!
– Вот к тому мужику и отведешь старшого села с людьми. И зверя от мужика того отведешь!
– Зверя-то я отведу, а старшой не знает к лысому холму дороги?
– Знает, но ты его своими тропами поведешь!
От этих слов Акилуры ветка зашипела.
– Не бывать тому, чтобы по моей тропе человек шастал!
– Я тебя не просто так прошу! Я с тебя долг живота требую!
– Не бывать, я сказал! – Писк ветки приобрел истеричные нотки.
– Забыл ты, кто тебя из духов лесных вытащил! Забыл, кто тебя кормит! – Акилура протянула руку с разбухшими суставами в сторону ветки и сжала пальцы в кулак. Сжимая кулак до побелевших костяшек, она начала его вращать. От ветки послышался писк, наполненный болью. – Я тебя хозяином леса сделала, я тебя от магов пришлых прятала, я тебя кормлю силою своею! Забыл ты, чье сердце под лавкой у меня лежит! Силу в себе почуял!
– Сделаю! Сделаю, отпусти! – На срыве пищала ветка, изгибаясь в причудливые формы. – Все сделаю!
– Мужиков обратно, вместе с тем, что на холме лежит, так же по своей тропе воротаешь! – со злостью прокаркала Акилура. – Не дай единый, я услышу слово плохое от мужиков! Месяц без еды сидеть будешь!
Ветка выпрямилась до исходного состояния и упала, а старуха повернулась к мужикам и махнула рукой.
– Держи! Это зелье, что с торжища мужики привезли. На раны Пикарду нальешь, а что останется – в рот выльешь. Как воротаетесь – Пикарда ко мне несите. И поищите в округе. Духи предков сказали, не с пустыми руками идет! – Старуха протянула маленький флакончик старосте. Тот кивнул, и они с мужиками двинули к лесу…
Спустя пару дней
– Звала, Акилура? – Староста смотрел на серое, осунувшееся лицо местной ведуньи.
– Звала! Глав родов собрал?
– Здесь мы! – Послышалось из-за спины старосты.
– Песта привел?
– Тут я, баб Акилура! – Послышался голос Песта.
– Заходите тогда, чего встали? Ты, Пест, сядь у печи, да помалкивай и на ус мотай! А ты, староста, и вы, главы родовы, на лавку садитесь.
Пройдя в комнату, мужики уселись на лавку, рядом с лежаком, на котором лежал Пикард. Он лежал на животе и размеренно сопел с закрытыми глазами. На всех места на лавке не хватило, и некоторые остались стоять рядом. Староста сел напротив лица Пикарда.
– Просыпайся, Пикард! Старшой говорить с тобой хочет! – С этими словами Акилура провела рукой по лицу раненого. Глаза Пикарда открылись, уставившись на старосту, и на лице растянулась улыбка.
– Дошел всё-таки я, старшой!
– Добре, что дошел! Рассказывай, что в городище видел! Все рассказывай! – Староста хмурился, глядя на него. Было за что. Пикард вернулся без кожаной брони, без сапог и без единственного в селении клинка. Клинок был среднего качества, и владеть им никто не умел, но это была ценность для всего селения.
– До городища дошел без лиха… – начал Пикард, нахмурившись под взглядом старосты. – В городище попытался люд расспросить, но ты без меня знаешь, что без добра для себя никто пальцем не шевельнет. Я покумекал и так и эдак и пошел в харчевню. Долго искал, где маги ночуют, но найдя – нос повесил. Цены были такие, что тех серебрушек, что ты мне дал, и на ночь постоя не хватит. Приютился я у портовых мужиков в бараке, за бутыль медовой. Слово за слово я им дело рассказал. Они-то мне и рассказали все. И про постой, и про житье городское. Ты прости меня, старшой, но пропил я твои серебрушки. Не сдержался… не гневайся, единым молю!